20 см - Александр Кормашов

получится, он сможет собой по-настоящему гордиться. Тут он даже немного повеселел.

Персон-а наконец позвала ужинать.

VII

Через заднюю дверь Храма всех людей вышел маленький хромой муравей

(одной ноги у него не было) и побрёл в сторону небольшой боковой пещеры, откуда начинался подземный переход, ведущий к клинике неврозов. Примерно в середине тоннеля хромец остановился, оглянулся и высыпал на дорогу какой-то мелкий пылящий порошок. Пока пылинки падали, они слабо флуоресцировали, но, упав, бесследно исчезли. Убрав пустой бумажный пакетик в карман, муравей заковылял дальше, уже не оглядываясь.

Философ и богослов Крутон жил в клинике неврозов на правах почётного гостя и обитал в специально построенном для него флигеле. Флигель был круглый, построенный на манер юрты, дверь в виде полога. Этот полог всегда был откинут, приподнят, словно приглашая войти, только мало кто изъявлял желание посетить жилище философа. Даже главврач, постояв на пороге, вскоре уходил. Он тоже не выносил постоянного запаха дыма — от горящих трав, корешков, кусочков коры и прочей дряни, которой постоянно окуривалось помещение. Сам философ и богослов все дни напролёт лежал в середине комнаты, вытянувшись во весь рост на своём большом круглом топчане и лишь каждый час менял своё положение сообразно текущему положению часовой стрелки — той, которая имелась в него голове. Философ таким образом постигал время и управлял его ходом. Он мог наставлять время двигаться время, мог и назад, вёл обратный отсчёт — до какой-то даты или момента, который, он чувствовал, может скоро настать. Также он умел время отменять вообще — это когда приходилось вставать и удовлетворять биологические потребности организма.

Кроме хромого служки из Храма всех людей, других гостей философ не признавал сам. Служка тоже никогда не задерживался, он не переносил дым. Маленький, как ребёнок, и шаткий, как колченогий треножник, этот муравей быстро распаковывал на столе сумки, доставал какие-то свёртки, судки, хлеб. Крутон, презиравший больничную еду, равным образом презирал и церковную, но позволял её у себя оставлять.

Служка быстро разложил еду по тарелкам. Сгрёб, что вывалилось. Подровнял куски хлеба. Еды вышло много. В церкви сегодня пост, объяснил служка, объём постного соответственно увеличен.

— Ну ты иди, иди, — махнул философ рукой.

Служка вышел. На улице он оглянулся и снова достал из кармана пакетик с порошком. Бросив щепотку в сторону флигеля, он начал бросать и в другие стороны, неуклюже поворачиваясь вокруг оси.

— Ты чего? — услышал он голос и увидел перед собой муравья-санитара с противогазом в одной руке. Другой рукой тот протирал своё лицо и глаза. Левый глаз был особенно густо обсыпан искрящейся краской. Санитар усиленно тёр этот глаз, и искринки падали на его белый халат, оставляя след, играющий всеми красками радуги.

— Ой, простите-простите, — хрипло проговорил служка и прижал руку к горлу, словно выдавливая из него дым, которым успел надышаться. — Это безопасно, это не стекло.

— Не стекло? — санитар поднёс к носу радужно светящуюся ладонь. — А что?

— Эта прах мерцающих звёзд.

— Прах?

— Мне надо идти, простите.

Служка развернулся и на трёх ногах заковылял прочь. Пока санитар ещё изучал свою ладонь, хромец уже исчез. Санитар посмотрел вокруг. Вокруг был больничный сад с типичными больничными зарослями, никогда не знавшими толкового садовника. Заросшая сорняками дорожка вела к круглому флигелю, чей вход, в виде косо откинутого полога, напоминал зев какого-то здоровенного муравья, которому кардинально исправили прикус.

Санитар повертел в руках противогаз, но надевать не стал и приблизился к двери без него. Внутри было дымно, однако не так чтобы ничего не видно или чтобы чересчур щипало в глазах. Философ сидел за столом и ел. За едой он забыл о своих благовонных углях, и многие уже потухли.

Санитар кашлянул. Философ удивлённо на него посмотрел, санитар в ответ деликатно подёргал ворот своего белого халата и повертел на руке противогаз, мол, я санитар. Некоторое время они оба молчали. Затем философ последовательно закрыл все открытые судки, свернул обратно все свёртки, наспех дожевал хлеб.

— Ты ш-што, новенький? — шамкая, спросил он.

— Ага. Я помощник…

— Помощник в чём?

— Ну я…

— Помогать можно либо в чём-то, либо кому-то. Помогающие в чём-то и одновременно кому-то заведомо противоречивы. Либо плохо помогают, либо не тому, кто нужна помощь.

— Я новый помощник санитара.

— Понятно. Значит, теперь и у санитаров появились помощники. И зачем пришёл?

— Мне сказали, ну типа, тут убраться у вас.

— Типа, значит. Ну типа. Хорошо, убирайся. Убирайся! — внезапно заорал во всё горло философ.

Санитар едва не подскочил на месте и даже невольно замахнулся на философа противогазом. Попятился к дверям, но в проёме остановился. Через пару мгновений он даже нашёл в себе силы улыбнуться.

— Так убираться или убираться?

— Делай, что хочешь, — вздохнул философ и подошёл к своему низкому круглому топчану. Осмотрев топчан, словно на предмет целости, он опустился его край коленями, а потом и лёг на него. Сначала вытянулся во всю длину и так оставался, лежа на спине, потом лёг на бок, словно предлагая наполненному едой животу полежать рядом. Потом снова перевернулся на спину и снова вытянул ноги. Если брать по циферблату, сейчас его часы показывали примерно полпервого. А уж полпервого дня или ночи, это, видимо, никого не волновало, потому что, ежели ночь, то положено спать, днём же нужно соблюдать тихий час. Санитар всё ещё стоял у дверей, когда вдруг отчётливо послышался храп.

Уборка потребовала времени. Поскольку хозяин спал и не мог подсказать, что тут нужное, а что лишнее, то уборщик решил полагаться больше на свою интуицию, чем на здравый смысл. Поскольку смысла во многих вещах не было вообще. К тому же санитара предупредили. В холле клиники одна добрая душа, висевшая на каблуках на стене, предупредила его, что во флигеле до него никто не убирался. А ещё она подсказала сходить в кладовку и взять с полки противогаз.

«Зачем?» спросил он.

«Ты что, псих?» сказала добрая душа и повертела красным каблуком у своего виска.

«Нет», ответил помощник санитара. Он не считал себя психом.

«Тогда делай, что тебе говорят. Здесь только психам разрешается не делать того, что им говорят. А ты кто?»

«Мне сказали, что я помощник санитара».

«А где тот санитар, у которого ты помощник?»

«Я не знаю. Со мной никто не говорил. У меня такое ощущение, что я сам по себе. Мне лишь сказали, что я помсанитара и всё».

«Полсанитара?»

«Нет, мне чётко послышалось «пом-».

«А потом?»

«А потом мне сказали идти в сад. К кому-то в сад. К тому,