Моя мама уехала любить балет - Мария Санталова

начал ворчать и ругаться на комод. Если он хоть на секунду посмотрел налево, то увидел под кроватью мамины пластинки. Именно в эту секунду ворчание прекратилось. Нашёл. Интересно, он сделает вид, что ничего не заметил или меня в будущем ждёт воспитательная беседа? Сейчас папа промолчал и продолжил сбор вещей. Минут через пятнадцать позвонили в дверь. Папа побежал открывать, и вскоре ко мне в комнату вошёл доктор. К этому моменту я была уже так утомлена, что запомнила лишь татуировку осьминога у него на руке. Врач дал мне какое-то лекарство, и мы поехали в больницу.

Со мной папа по дороге не разговаривал, но крепко держал меня за руку. А вот водителю досталось. Папа ворчал по поводу пробок в городе, расположения детских больниц и болезней сердца у подростков. К счастью для моего родителя водитель был с ним на одной ворчливой волне и начал в ответ жаловаться на низкие зарплаты, плохо оснащенные скорые и заодно на плохую погоду. К приезду в больницу папа и водитель уже были готовы стать лучшими друзьями на век.

Я никогда не была в больнице, поэтому от тяжёлой атмосферы этого места сжала папину руку ещё сильнее. Нас посадили в большой палате на кушетку, где можно было отделиться от всего мира занавеской. Правда, занавески были дырявые, поэтому чужая боль проникала к нам. Слева от нас плакал мальчик и хватался за живот, а его мама кричала, что он сам во всем виноват, нечего было есть столько чипсов. Справа девочка тоже плакала, очень горько, но очень тихо. А ее по голове гладила маленькая старушка.

До этого момента я даже не сознавала, что такое быть врачом, лечить людей и фактически сделать больницу своим вторым домом. Здесь в воздухе витает страх. Ведь доктора — это не только справки в бассейн, стетоскопы и странные записки с бесконечным перечнем лекарств. Это также борьба. С тяжелыми заболеваниями, порой неизлечимыми, а также со смертью. Когда мне было десять, я была частым гостем детской библиотеки. Однажды на полке мне попался сборник сказок со всего мира с красивым павлином на обложке. Знаете, что я обнаружила внутри? Истории о бесконечных смертях и убийствах. У детей умирали родители, у родителей — дети, животные убивали людей, люди — животных. Тогда я впервые задумалась о том, что такое смерть и что может произойти с нами после нее, и начала верить, что моя мама мертва, а папа просто не хочет меня пугать. Тогда я ошибалась, зато узнала правду сейчас. Теперь мне стало стыдно. Перед Ибрагимом, который пытался меня предостеречь, перед папой, который ворчит рядом со мной, перед собой, что довела себя до такого состояния. Какая же я еще наивная девочка. Как я могу стать врачом, если мне так страшно сидеть на этой кушетке без поддержки папы и смотреть на свое прошлое без слез? Я пока не воин, брони не хватает.

Мне стало немного лучше, стук до конца не покинул меня, но и не был столь оглушительным. Вскоре меня забрали, и начался бесконечный поток процедур. Кровь, снова кровь, какие-то шнуры и гудящие аппараты. Я подумала о воспоминаниуме. Он не виноват во всех бедах. Мы сами решаем стать его заложниками. Потому что в этом непростом мире человек часто бывает в отчаянии.

Меня вернули папе, и мы вместе стали ждать врача. Мне так хотелось поболтать с ним о чем угодно, но буквы не строились в правильные слова. Тогда решила говорить на языке, которым владею лучше всего. Я достала из рюкзака телефон и наушники, протянула один папе и включила вальс «На сопках Маньчжурии», который посвящен погибшим в Русско-японской войне. Этим событиям был посвящён диплом папы. Он сильно удивился, когда услышал мелодию, но по его лёгкой улыбке было видно, что я попала ему в самое сердце. Когда мне было шесть, я впервые оказалась в музыкальном магазине и металась между синтезатором и гитарой. Продавец помог мне определиться, а ещё посоветовал много прекрасной музыки. Тогда мне казалось, что музыкальный магазин — это идеальное место для работы. Кстати, я до сих пор так считаю. Болтай с людьми о музыке, изучай их предпочтения и вдохновляй. Может, это мой идеальный путь?

Наконец-то через непонятно сколько, но уже слишком много минут к нам пришла доктор. Она была образцом ответственности и строгости. Я понимала, что такой врач не сюсюкается, меня ждёт словесная порка. Доктор представилась, задала ряд стандартных вопросов и осмотрела меня. Ее руки были холодны, как лёд, а взгляд острым, как нож.

— Вы часто испытываете стресс в последнее время?

Началось. Я решила ничего не скрывать. Ну, кроме моих длительных сеансов в воспоминаниуме.

— Да.

— Замечали ли вы у себя учащённое сердцебиение ранее?

— Когда ей было три, у нее случился приступ тахикардии. Но он быстро закончился, — папа ответил вместо меня и поразил подобной историей. Я вообще хоть что-то знаю о своём прошлом?

— Подобное я испытывала впервые.

— То есть на приеме у кардиолога не стоите? — врач поджала губы.

Я ответила отрицательно. Мне было так некомфортно находиться рядом с ней, что я даже не заметила, как вся сгорбилась и щипала кожу на левой руке.

— Как вы питались в последние недели?

— Непостоянно.

Теперь папа смотрел на меня удивлённо. Ты не представляешь, сколько всего не знаешь.

— Хорошо спите?

— Нет, часто просыпаюсь и мучаюсь бессонницей.

— Употребляли вы в ближайшее время кофе, энергетики, алкогольные напитки?

— Моему ребенку тринадцать! — вмешался отец.

— Последние две недели регулярно пила кофе, одна-две кружки в день, — я произнесла это таким твердым голосом, что сама удивилась. На папу не смотрела, зато почувствовала, как он смотрит на меня.

Врач снова поджала губы.

— Тогда нечему и удивляться, — почти шепотом произнесла она, а потом резко повысила голос, — тахикардия на фоне плохого сна, усталости и поощрения вредных привычек. Вам тринадцать лет. Уже не ребенок, должны понимать, что заботиться о своём здоровье — это ваша обязанность. А если вы считаете, что молодой организм выдержит все издевательства над ним, то спешу вас огорчить. Дожить до старости — это привилегия, потерять здоровье в юном возрасте легко, если наплевательски к этому относится. Вы