Так начиналась легенда. Лучшие киносценарии - Юрий Маркович Нагибин

пробили баллоны, и грузовик Кныша остановился.

Группа басмачей пытается зайти в тыл Кнышу.

Темнота и барханы облегчают их задачу. Но когда они уже достигли такыра, к месту боя подоспели Зворыкин с Джоем и стали на ходу обстреливать басмачей.

Басмачей преследуют до колодца, и здесь они скрываются, перекинув своих убитых и раненых через седла.

Первым достиг колодца Джой. За ним появились машины Зворыкина и Кныша Джой пьет воду из брезентового ведерка, вода льется ему на лицо, на шею, за пазуху.

– Непростительное мальчишество! – накинулся Кныш на Зворыкина.

– Вот не знал, что ты меня так нежно любишь! – усмехнулся Зворыкин.

– Я отвечаю за тебя перед товарищем Сталиным, – сказал Кныш…

Могильный холм, обгорелый радиатор и дощечка «Степан Рузаев, матрос революции».

Зворыкин упал на колени.

– Вот ты и обогнал меня, Степа…

Все подняли вверх оружие, грянул прощальный залп…

Зворыкин пьет чай в юрте.

Входит Кныш.

– Дело дрянь, – говорит он, – продолжать пробег могут только пять машин: две наших, два «Форда» и «Ситроен».

– А остальные? – спрашивает Зворыкин.

– Часть осталась в пустыне, часть нуждается в серьезном ремонте.

– Пей чай. – Зворыкин подвигает ему чайник.

– Не хочу.

– Значит, будем загорать?

– Нет. Приказано финишировать раздельно. – Он положил перед Зворыкиным телеграмму.

– Раздельно так раздельно.

– Не слишком ли ты спокоен?

– Самое трудное осталось позади, наши машины прекрасно себя показали…

– Мы понесли серьезные потери, пустая случайность – их уже было достаточно, – и наши грузовики не дотянут до финиша. Ты представляешь, что тогда будет? За пробегом следят руководители партии и правительства.

– Хватит паниковать-то!

– Я не паникую, но мы не имеем права на неудачу!.. – резко оборвал Кныш. – Мы не такие люди, чтобы проигрывать!..

Вдалеке тоскливо завыл шакал.

…Поселок с парой саманных домиков и несколькими юртами. Кныш идет по поселку и приближается к сложенному из камней очагу, возле которого возится с котелками в руках подвергнутый домашнему аресту водитель Вараксин. При виде Кныша Вараксин оставляет котелок и, вскочив, вытягивается в струну…

– Слушай, Вараксин, ты за что сидел?

– Кто сидел? – заморгал глазами «арестованный».

– Брось! Ты же меня «гражданином начальником» назвал. Ну, говори: воровство, грабеж?..

– Да нет! Молодой был, глупый…

– А сейчас ты старый и умный? Рецидивист ты, Вараксин, я за тебя полушки не дам!

И Кныш двинулся дальше.

И опять идут машины по пескам Каракумов.

Пять машин…

Четыре машины…

Три машины…

Две машины…

И вот на привале эти машины – советская и «Форд». Ночь. Над печальной тьмой пустыни плывет тощий новорожденный месяц. Он почти не дает света, лишь заставляет слабо взблескивать металлические детали грузовиков.

В палатке – Кныш и Зворыкин. Кныш все время, морщась, хватается за голову.

– Что произошло с «Ситроеном»? – задумчиво говорит Зворыкин. – Вышел вроде исправным и развалился не поймешь с чего…

Кныш подошел к ведру, зачерпнул воды, смочил голову.

– Ребята болтают, тут дело не чисто… – начал Зворыкин.

– Кто болтает? – вскинулся Кныш. – За такую болтовню – к стенке!

– Странная штука – время, – задумчиво проговорил Зворыкин. – Мне с годами людей все жальче… Не жальче, конечно, но ты сам понимаешь… А в тебе все больше злобы…

– Ты размяк, Алексей, как дерьмо в оттепель. – Кныш снова сжимает голову. – Помнишь старинную русскую былину? Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович тьму-тьмущую врагов истребили на рубеже родины. А на место каждого убитого басурмана вставали двое живых, они и тех порубили, а врагов вдвое больше стало… Смекаешь? Так вот и у нас: враги повсюду, доверять никому нельзя.

– Знаешь, Кныш, – со злой убежденностью говорит Зворыкин, – по-моему, все дело в том, что тебя бабы не хотели.

Кныша передернуло, но усилием воли он справился с собой.

– А мне это не нужно… – сказал он тихо. – Я однолюб. Не вышло – и все, можно жить и без такого счастья, когда служишь большому делу.

Он опять подходит к ведерку и смачивает голову.

– Что с тобой? – спросил Зворыкин.

– Басмаческая пуля на излете…

Он садится на койку, продолжая сжимать голову руками.

– Нечего на рожон лезть… – ворчливо говорит Зворыкин.

– За тебя ж, чертушку, боялся…

– Отчего такое? – задумчиво произнес Зворыкин. – Вечно ты у меня под ногами путаешься!

– А потому, что где есть Зворыкин, должен быть и Кныш. Чтоб не растекались слюнями сила и гнев революции.

– Брось, Кныш, говорить от лица революции. Не надо…

Зворыкин усмехнулся и вышел из палатки.

В темноте промелькнула какая-то фигура.

Человек наклонился над фордовским грузовиком, с тихим щелчком открыл капот, и тут кто-то кинулся на него сзади. Человек вырвался и наугад ударил нападающего в лицо. Ответный удар отбросил его к машине, он приложился головой об радиатор и на миг потерял сознание. Но когда противник склонился над ним, он пнул его ногой в живот и вскочил.

Затем они дрались в полной тьме, грузовик отрезал их от слабого света месяца, только слышался тяжелый топот, свистящее дыхание да резкий, как в мясной лавке, хряск ударов. Потом был короткий стон, хрип, и один из дерущихся упал и откатился за границу густой тени. Поверженный открыл глаза, приподнялся, высморкал кровь из носа и поглядел на своего противника, сидящего на ступеньке грузовика. Он увидел разорванную в клочья рубашку, запекшуюся струйку крови в углу рта, увидел крупное и резкое лицо Зворыкина.

– Алексей Петрович! – проговорил он с ужасом.

– Тебя Кныш заставил? – спросил Зворыкин.

– Нет, я сам…

– Ври больше!

– Да чего врать-то!.. Не видите, как он дрейфит?

– Не крути, Вараксин.

– Правда! Зверски дрейфит, что нас обойдут. Ну, я и решил ему услужить.

– Зачем тебе это надо?

– Боялся, как бы из-под домашнего ареста в тюрягу не угодить. Что другому сойдет, мне не в жисть. Я досрочно освобожденный.

– Ладно, пошли!

– А что мне будет?

– Не бойся, Вараксин, за мной не пропадет…

…Утро. Машины готовятся в путь. Шоферы подливают воду и масло, обстукивают каблуками шины. Появляется Зворыкин.

– Джой! – кричит он американцу-водителю. – Хотите пари?

Кныш прислушивается к их разговору.

– Пари – о'кей! – соглашается долговязый Джой.

– Ставлю свои часы против бутылки «Белой лошади», что я финиширую первым.

Джой энергично затряс головой.

– Нет, я! – И он тычет себя пальцем в грудь.

Кныш чуть приметно усмехается.

– По коням! – командует Зворыкин. – Одну минуту, товарищ Кныш, вы останетесь здесь до прибытия отставших участников, чтобы финишировать общей группой. – И, предупреждая возражения, серьезно добавил; – Это приказ, товарищ Кныш… Механиком со мной поедет Вараксин.

Кныш тихо, но жестко:

– Постой, так не пойдет!

– Пойдет! – с не меньшей жестокостью сказал Зворыкин. – Сейчас решающий этап, а ты слишком плохо действуешь на окружающих, на меня в том числе.