Рай и ад. Великая сага. Книга 3 - Джон Джейкс

– Нет! – ответил хор голосов.

– Искренне ли вы выступаете против равенства черных, социального и политического?

– Да!

– Выступаете ли вы за власть белых?

– Да!

– Предпочитаете ли вы конституционную свободу и правительство справедливых законов правительству насилия и гнета?

– Да!

Так продолжалось почти час. После вопросов настал черед наставлений:

– Мы охраняем слабых, невинных и беззащитных от беззакония и распутства грубых и жестоких безумцев. Мы помогаем обиженным, несчастным и обездоленным, и в первую очередь вдовам и сиротам тех, кто отдал жизнь за Конфедерацию.

И правил:

– Все ритуалы, рукопожатия, шифры и пароли, равно как и история создания, атрибуты, тайные обряды и коммерческие секреты организации не должны быть сознательно преданы. Виновный в совершении такого предательства будет наказан по нашим законам. Название организации никогда не должно быть написано ни одним из ее членов. Для печатных объявлений всегда должен использоваться тайный знак – одна, две или три звездочки.

Потом началось посвящение.

Форрест поднял с земли балахон и похожий на мешок колпак из блестящего сатина и торжественно протянул их Дезмонду:

– Наделяю тебя титулом, правами и привилегиями Великого Циклопа данной пещеры, а также титулом, правами и привилегиями Великого Титана этого домена.

Следующим был Джолли.

– Наделяю тебя титулом, правами и привилегиями Великого Турка, возлагаю на тебя долг помощи Циклопу во всех делах и велю служить ему как преданный адъютант.

– Слушаюсь, сэр, генерал! – Джолли принял от него облачение, и в глазах его сверкнуло предвкушение будущего удовольствия.

Далее титулы получили Великий Монах, Великий Страж, Великий Волхв и Великий Казначей; в общем, должностей хватило всем. С огромной торжественностью и высоким чувством патриотизма, которого ему так не хватало в нынешней жизни, Дез надел красный балахон и колпак. То же сделали остальные.

Факелы коптили и дымили. Генерал Форрест оглядел стоявших перед ним людей, чьи лица были теперь скрыты за колпаками, и улыбнулся, весьма довольный.

– Вы – новые рыцари нашего великого крестового похода, – сказал он. – Именно вам предстоит очищать от скверны вашу родную землю, где вы знаете всех ее врагов. И тогда, действуя сообща со всеми клавернами нашей Невидимой Империи, мы сметем с нашей любимой земли это обесцененное правительство отдельных зловредных людей.

Дез облизнул губы и шумно выдохнул, всколыхнув ткань маски, висевшей под подбородком. Ему вдруг показалось, что он снова несет мертвое тело своего закадычного друга Ферриса Бриксхэма.

Джолли представил, что он скачет на боевом коне, и словно наяву услышал крики умирающих у форта Пиллоу.

Геттис с растущим возбуждением думал о вдове Орри Мэйна и о том, как они притащат ее на такую же заброшенную поляну, разденут донага и подвергнут наказанию, которое выберут сами, прежде натешившись вдоволь.

Дез словно услышал его мысли.

– Отдельных белых людей, Рэндалл, – прошептал он. – И одной белой женщины.

Рабство и тюремное заключение за долги запрещены навсегда.

Дуэли объявлены вне закона.

Развод разрешен законом. Собственность замужней женщины более не может быть продана или обложена налогом за долги мужа.

Судебные участки отныне называются округами.

Будет основана система бесплатных школ, открытых для всех и финансируемых на средства единого налога на движимое и недвижимое имущество.

Железные дороги и богадельни также должны строиться на поступления от налогов, сбор которых отныне возлагается на муниципалитеты, города и поселки, округа и школьные округа.

В милиции штата не должно быть отныне сегрегации по расам.

Право на голосование предоставляется всем мужчинам, достигшим совершеннолетия, независимо от их расы; избирательное право даруется всем мужчинам, достигшим возраста, независимо от расы или прошлого пребывания в рабстве.

Ни один человек не должен быть лишен гражданских или избирательных прав за преступления, совершенные в то время, когда он находился в рабстве.

Разграничение, исходя из расы или цвета кожи, в обоих случаях будет наказываться, и отныне все классы граждан смогут пользоваться равными во всех отношениях публичными, судебными и политическими правами.

Выдержки из конституции Южной Каролины 1868 года

Мари-Луизу Мэйн, встречавшую в этом году свою пятнадцатую весну, беспокоило в ее жизни очень многое.

По ночам ее беспокоили яркие и очень живые сны, в которых она танцевала с красивыми молодыми людьми. Все они крепко обнимали ее за талию и говорили любезности с северным акцентом, казавшимся ей весьма привлекательным. Пусть и с разными лицами, но все молодые люди неизменно были в синих мундирах со сверкающими золотыми пуговицами. Кончались сны каждый раз одинаково: симпатичный офицер увлекал ее на темный балкон или на садовую дорожку, где вскоре наклонялся, чтобы поцеловать ее, причем весьма и весьма дерзко…

На этом месте она всегда просыпалась. И знала почему – просто она пока была несведуща в том, что обычно следует за поцелуем.

То есть в целом она, конечно, представляла. Ей ведь доводилось видеть животных, ну и, в общем, знать-то она знала. Но не имела даже отдаленного понятия, что должна чувствовать в эти моменты и как себя вести. Мама сообщила ей основные факты, но в ответ на вопрос о поведении женщины лишь сказала:

– Пока незачем об этом говорить, дождемся твоего обручения. А до этого еще несколько лет.

Разумеется, при отце Мари-Луиза на эту тему даже не заикалась.

Еще ее беспокоило чувство собственной неполноценности, когда она сравнивала себя со своими ровесницами, другими пятью юными леди из их класса частной женской школы мадам Алвик. Пока на уроке она оттачивала перевод избранных строк из Горация или «Энеиды», ее одноклассницы передавали друг другу секретные записочки или шептались о своих воздыхателях. У каждой их было несколько, – во всяком случае, они так утверждали. У Мари-Луизы не было ни одного. Отец был слишком мрачен и вечно занят делами, чтобы хоть как-то поощрять в дочери даже малейший интерес к мальчикам. Впрочем, это не имело никакого значения. Никто и не пытался ухаживать за ней, не дарил ей милых подарков, как это было принято у других, и не напрашивался к ним в гости.

Она начала думать, что невниманию со стороны мужского пола обязана своей внешности. Ей уже пришлось смириться с высоким ростом и худобой, которые достались ей от обоих родителей. От матери она унаследовала кудрявые русые волосы и крупный рот, а маленькая округлая грудь, как она надеялась, каким-то образом перешла к ней по отцовской линии, потому что мама была уж совсем плоскогрудой.