Рай и ад. Великая сага. Книга 3 - Джон Джейкс

Когда я пишу эти строки, река за окном сверкает под лунным светом, как белый костер. Редко бывает так тепло в январе. Может, наша зима безысходности наконец заканчивается? Но что еще важнее – если в земле Монт-Роял действительно содержатся такие богатства, я наконец смогу осуществить свою мечту и заново отстроить наш дом.

Ее разбудил стук лошадиных копыт в аллее со стороны речной дороги. Она набросила старый халат и выбежала из дому, чтобы посмотреть, кто приехал к ней в такой ранний час. К своему изумлению, она увидела Купера, который как раз соскакивал со взмыленного коня. Все вокруг окутывал густой утренний туман.

– Вчера в Чарльстоне к десяти вечера все было кончено. Теперь мы посмешище для всех.

– О чем ты говоришь? – сонно пробормотала она.

– О твоем чертовом контракте с «Бофортской фосфатной компанией»! Очевидно, ты одна во всем округе не потрудилась выяснить, кто стоит за этой компанией.

– Адвокат сказал, что все они уроженцы Каролины.

– Наглая ложь! Он единственный южнокаролинец среди них. А главный совладелец – Сэмюэль Стаут, сенатор от радикалов. Ты продала нас нашим злейшим врагам!

…Мне так и не удалось его успокоить. Он осыпал меня бранью, отказался от предложения позавтракать, грубо накричал на Пруденс и приказал мне отозвать подпись с официального договора, невзирая ни на какие юридические последствия. Я ответила, что подписала бы соглашение с самим чертом, если бы он мог спасти земли Мэйнов и дать пищу нашим людям. Тогда он обругал меня, сел на свою усталую лошадь и умчался. Боюсь, теперь он ненавидит меня еще сильнее, чем раньше.

Февраль 1868-го. Конвент, как ожидается, продлится 60 дней. Как делегат, Энди Ш. получает 11 долларов суточных и всё, кроме одного доллара, отсылает жене. По ночам он подрабатывает в «Миллс-Хаусе» и платит символическую сумму какой-то чернокожей семье, чтобы отсыпаться в их хижине. Джейн показала мне его последнее письмо – оно написано простыми фразами, но абсолютно грамотно. Какая удивительная сила открывается в человеческом разуме, когда он получает свободу, чтобы развиваться…

Энди Шерману казалось, что он никогда не напрягал так свой мозг и не учился так усердно, если только во время войны, когда его учительницей была Джейн. Каждое утро, когда он одевался, чтобы идти на заседание конвента, у него ныло все тело, после того как ночью он мыл гостиничные полы, ползая на коленях, и таскал тяжелые чемоданы от кареты до номера. Несколько часов сна и единственная полноценная еда в день, которую он мог себе позволить, как-то еще поддерживали его силы. Но больше всего их подпитывал конвент и его собственное участие в нем.

Когда он не понимал какое-то слово, фразу или мысль, он задавал вопрос председателю или товарищам по подкомитету. А когда получал объяснение и улавливал суть, то чувствовал себя как беззаботный мальчишка, проснувшийся солнечным летним утром.

Некоторые делегаты, то ли из робости, то ли из соображений момента, пытались внести изменения в самый главный вопрос вновь рождавшейся конституции, который касался права голоса. Они хотели ввести подушный избирательный налог в один доллар, а также обязательное условие грамотности, согласно которому человек, достигавший совершеннолетия к 1875 году, но не умеющий читать и писать, лишался бы права голоса.

В жарких спорах против таких поправок некоторые чернокожие делегаты приводили доводы Юнионистской лиги. Правда, таких было немного, большинство черных все еще испытывали благоговейный трепет перед своими белыми противниками или просто были слишком застенчивы и неуверенны, чтобы высказывать свое мнение. Энди попытался убедить парочку таких скромников принять участие в дебатах, но получил лишь уклончивые отговорки.

Энди обсудил эту проблему с Кардозо, чьим острым умом и выдающимися ораторскими способностями не переставал восхищаться.

– Вы правы, Шерман. Как раса мы слишком заторможенны. Только образование поможет это преодолеть. Однако, учитывая историю этого штата, я не верю, что к семьдесят пятому году действительно может заработать достойная система бесплатных школ. Я буду голосовать против поправок.

Энди тоже высказался против – первый раз взяв слово на конвенте. Он очень волновался, но все же уверенно прочитал короткое заявление, которое снова и снова переписывал на клочке бумаги, пока оно не показалось ему удовлетворительным.

– Джентльмены! Я уверен, что право голоса в равной степени должны иметь все – мудрецы и невежды, грешники и праведники, а иначе сама идея всеобщего голосования ничего не значит.

Первым вскочил и зааплодировал Рансье.

Поправка об обязательной грамотности была отклонена ста семью голосами против двух. А вот подушный налог с избирателей, который Кардозо едко заклеймил как первый шаг к возвращению власти «аристократического элемента», прошел. Восемьдесят один голос против двадцати одного.

Работа началась! Весь округ Эшли наводнен рабочими, подрядчиками, служащими новых перерабатывающих заводов. После почти трех лет хаоса и нищеты округ вновь полон энергии и надежд. Наши замечательные перспективы велят мне как можно скорее посетить Чарльстон – мы наконец-то сможем освободиться от бремени долгов…

Негры, жившие в Монт-Роял, так беспокоились о Мадлен, словно она была ребенком. Они и слушать не хотели, чтобы она ехала в город одна. В конце концов она сдалась и выбрала Фреда.

Было свежее февральское утро. Повернув на речную дорогу, они вскоре остановили фургон. В расчищенном поле за изгородью группа из тридцати чернокожих работала лопатами. Шесты с флажками отмечали будущую канаву в шестьсот ярдов шириной и тысячу ярдов длиной, которую нужно было выкопать вокруг рисового поля, чтобы осушить его.

Шесть человек тащили на веревках огромное бревно, чтобы разровнять середину площадки. По этой дороге конные вагонетки со временем должны были увозить добытую породу. Мистер Топпер сообщил Мадлен, что почти вся земля Монт-Роял скоро покроется такими же площадками.

Эта была первой. Мадлен с гордостью смотрела на нее, когда неожиданно ее внимание привлекла какая-то яркая вспышка, похожая на отражение солнца в зеркале. Она повернулась и увидела всадника примерно в четверти мили от них, на дороге к Саммертону. По очертаниям приземистой толстой фигуры и сверкающим стеклам очков она узнала в нем Геттиса.

Пару мгновений торговец неподвижно сидел в седле, как будто наблюдая за ней, а потом решительно дернул поводья, развернулся и быстро поскакал в сторону Саммертона.

Мадлен вдруг почувствовала, что дрожит. От ее радостного настроения не осталось и следа.

Дальше все было еще хуже. В «Пальметто банке» на Брод-стрит лысый клерк мистер Кроу сообщил ей, что мистер Докинз будет занят весь день.

– Но я писала о своем приезде, – сказала Мадлен. – Мне очень важно поговорить с ним.

– По какому вопросу? – холодно осведомился Кроу.

– Я хочу заплатить по закладной раньше, чем того требует банк. В Монт-Роял теперь будут добывать фосфаты, и у нас появится солидный доход. Я все подробно изложила Леверетту в письме.