Голубой Марс - Ким Стэнли Робинсон

– Мы их учим, а они нас судят. Они у нас суровые, но честные.

Они собрали немного урожая из садов: персиков, груш, абрикосов, яблок. Если плоды начинали переспевать, они срывали их все, запекали и разливали по бутылкам в виде пюре или чатни[34], которые оставляли потом в больших кладовках под домами – для других групп или себя, до своего следующего прихода. Затем они снова тронулись в путь – на север по плато Луна, туда, где оно переходило в Большой Уступ. С того места уровень земли резко падал на пять тысяч метров – с высоты плато до залива Хриса, и весь этот спуск тянулся лишь немногим более сотни горизонтальных километров.

Идти по наклонной поверхности было тяжело, тем более что ее рельеф нарушали миллионы мелких деформаций. Здесь еще не было дорог, как не было и удобного маршрута: приходилось подниматься и опускаться, возвращаться назад и снова идти вперед. Не на кого было охотиться, не было дисковых домов поблизости, да и собирать здесь было особо нечего. А когда они переходили через ряд коралловых кактусов, прошивавший землю, будто забор из колючей проволоки, один из подростков соскользнул, упав коленом на скопление иголок. После этого магниевые жерди служили у них как носилки, и они шли дальше на север, неся плачущего мальчишку, а лучшие охотники, взяв луки и стрелы, отклонялись от маршрута группы по сторонам в надежде подстрелить какую-нибудь добычу. Ниргал заметил, как они сначала несколько раз промахнулись, но затем издалека пущенная стрела настигла бегущего кролика, и тот свалился, после чего они его добили; это был выдающийся выстрел, заставивший всех с криком подскочить на месте. В итоге они сожгли больше калорий, празднуя попадание в цель, чем получили из своей доли кроличьего мяса. Разделывавшая его женщина отнеслась к этой радости с презрением.

– Ритуальное поедание брата-грызуна, – ухмыльнулась она, поедая свой обрезок. – И не вздумай мне говорить, что случайностей не бывает.

Но вспыльчивый копьеметатель лишь усмехнулся ей, а остальные, просто набив полные рты, наслаждались доставшимся им мясом.

Позднее в тот же день они наткнулись на молодого самца карибу, который бродил в одиночку, похоже, отбившись от своих. Сумей они его поймать – их проблема с продовольствием была бы решена. Но он, несмотря на свое смятение, был осторожен и держался вне досягаемости даже самых дальних выстрелов. Он бежал прочь от людей, спускаясь по Большому Уступу. Охотники, находившиеся выше по склону, оставались у него в поле зрения.

Тогда все опустились на четвереньки и принялись старательно спускаться по раскаленным от солнца камням, двигаясь быстро, чтобы успеть окружить карибу. Но ветер дул им в спины, и карибу легко спускался по склону, иногда немного смещаясь на север или пощипывая траву. Он все с большим интересом оглядывался на своих преследователей, словно недоумевая, почему они все еще продолжают этот фарс. Ниргал и сам начинал недоумевать. И он явно не был в этом одинок: скептицизм карибу заразил их всех. Охотники пересвистывались в разных тональностях, подавая сигналы: было ясно, что во мнениях относительно стратегии возникло расхождение. Ниргал понял, что охота была делом непростым и нередко заканчивалась ничем. Вероятно, они и не были хорошими охотниками. Их припекало на камнях, они не ели как следует уже пару дней. Такие ситуации были частью их жизни, но сегодняшний день выдался слишком скверным, чтобы получать от этого удовольствие.

Когда они прошли еще немного, восточный горизонт как будто раздвоился: это им открылся залив Хриса со своей сияющей голубой гладью. Но до него было еще далеко. И пока они продолжали спускаться за карибу, море занимало все бо́льшую часть их обзора. А Большой Уступ имел здесь такой резкий уклон, что, даже несмотря на крутой изгиб Марса, залив Хриса был виден на многие километры вперед. Море, голубое море!

Возможно, им удастся поймать карибу у воды. Но тот сейчас все больше уклонялся на север, смещаясь поперек склона. Они карабкались вслед за ним, а когда преодолели небольшой гребень, им открылся прекрасный вид до самой береговой линии. Воду обрамляла кромка зеленого леса, из-под деревьев выглядывали маленькие белесые строения. На утесе возвышался маяк.

Они продолжили путь на север, и вскоре изгиб побережья протянулся до горизонта. Сразу за местом, где начинался изгиб, раскинулся прибрежный город, уместившийся в бухту в форме полумесяца на южной стороне того, что, как они теперь увидели, было проливом или, точнее, фьордом: узкий проход с противоположной стороны встречал стену еще более крутую, чем тот склон, по которому спускались они. Три тысячи метров красной скалы выпирали из воды, образуя утес такой величины, словно это был край целого материка. На нем виднелись горизонтальные полосы, глубоко высеченные ветрами, обдувавшими его миллиарды лет. Ниргал вдруг понял, где они очутились: этот массивный утес был выходящим к морю уступом полуострова Шаранова, фьорд – фьордом Касэя, а город в гавани – Нилокерасом. Длинный же путь они проделали!

Пересвистывания между охотниками стали громче и выразительнее. Примерно половина из них уселась на склон. Ряд голов возвышался над камнями, и они переглянулись друг с другом, словно всех одновременно посетила какая-то идея. А потом все встали и пошли в сторону города, бросив охоту и позволив карибу беспечно щипать свою траву. Через некоторое время бросились бегом, крича и смеясь, оставив носильщиков и раненого мальчика позади.

Но все-таки подождали их внизу, под высокими хоккайдскими соснами, росшими в предместье. Когда группа с носилками подоспела, они спустились мимо сосен и садов к городским улицам. Шумной толпой они миновали опрятные домики с окнами, выходящими на гавань, и пришли прямо к врачебному пункту, словно заранее знали, куда идти. Оставив там раненого юношу, отправились в общественные бани. А быстро искупавшись, двинулись в сторону доков, где заняли три или четыре смежных ресторана, возле которых были выставлены столики, прикрытые зонтами, и висели ряды ярких лампочек. Ниргал сел за столик рыбного ресторана в компании подростков. Спустя некоторое время к ним присоединился и раненый, с перевязанными коленом и голенью. Они много ели и пили – креветки, моллюски, мидии, голец, свежий хлеб, сыры, крестьянский салат, несколько литров воды, вино, узо. Все было в таком избытке, что, закончив, они вышли, пошатываясь, пьяные и с упругими, как барабаны, животами.

Затем некоторые из них отправились в то место, которое женщина-мясник называла «их гостиницей», чтобы сразу лечь. Остальные же прохромали мимо зданий к близлежащему парку, где после оперы Тиндэлла «Филлис Бойл» должны были начаться танцы.

Ниргал растянулся на траве в парке, среди собравшейся толпы. Как и остальные, он был восхищен способностями певцов и чистейшим буйством оркестра Тиндэлла. Когда опера закончилась, оказалось, что некоторые из их группы успели переварить пищу и были готовы танцевать. Присоединился к ним и Ниргал, а спустя час танцев он сам заиграл музыку, вместе с другими участвующими зрителями. И он пробарабанил с ними до тех пор, пока все его тело не стало гудеть, как эти магниевые барабаны.