Рассадник добра - Светлана Дмитриева

— Я привела самку, собрат главный следователь за мыслями и поступками, — нарушила сгустившееся молчание женщина-птица.

— Я рад, — отозвался серый. Голос у него был совсем нерадостный. Он помолчал, склонил по-куриному голову набок и велел: — Самка, встань в центр зала.

Машка почесала щеку, набираясь наглости, и хмуро посмотрела на следователя. Если бы тот был человеком, точно поперхнулся бы от такого взгляда.

— Между прочим, это оскорбительное обращение! — буркнула она. — У меня, представьте себе, имя есть!

— Имя — твоя личная собственность, — проронил серый. — Можешь оставить его при себе, я не возражаю.

— Спасибо! — язвительно поблагодарила Машка. — Вот никак я без вашего разрешения не обошлась бы.

— Какая вежливая самка, — тускло удивился следователь и переступил с ноги на ногу. — Крылышки на его плечах синхронно колыхнулись.

Женщина-птица занервничала и осторожно подтолкнула Машку к центру зала.

— Иди, — прошептала она. — Не медли, он легко раздражается.

— Я тоже, — негромко отозвалась нахальная Машка, однако подчинилась: спорить с тем, кто тебя вовсе не слушает, дело бесполезное и глупое. Чувствовала Машка себя уже куда лучше. Злость всегда придавала ей сил и уверенности в себе.

По ногам тянуло холодом, и она порадовалась, что догадалась оставить в доме некроманта босоножки, давно отслужившие свой срок, а вместо них надела вполне приличные ботинки, сшитые из кожи какого-то неведомого ей монстра.

— Достаточно, — обронил серый безразлично. — Переместись чуть левее.

— Я к вам что, мишенью работать нанялась?! — огрызнулась Машка. — Левее, правее... Стрелы зубами ловить не надо, я надеюсь?

Но серый ее фразу оставил без внимания. Похоже, он вообще не слышал ничего, что впрямую не относилось к делу. Машка присмотрелась к следователю Он почти не двигался и совершенно не моргал. Дыхания тоже заметно не было. «Киборг! — подумала она. — Точно, киборг!» Правда, в том, что робот не может причинить вреда человеку, она уже не была уверена, а механическая холодность серого мутанта-андроида ее серьезно нервировала.

Женщина-птица коротко вскрикнула и мешком осела на пол. Через мгновение ее примеру последовал и серый следователь за мыслями, только движения его были гораздо медленнее и торжественнее. Словно все происходящее являлось частью какого-то ритуала. Машке стало еще более не по себе, и она вздрогнула.

— Не двигайся, — злобно клацнув клювом, буркнул следователь.

Машка замерла, напуганная неприкрытой угрозой, прозвучавшей в его голосе. Серый одобрительно кивнул и закрыл глаза.

— Я, жрец Верховного Брата, открываю себя Тиу и зову его стать мной, — сказал он.

— Я, жрица Верховной Сестры, открываю себя Таароа и зову ее стать мной, — неправильным эхом отозвалась женщина-птица.

— Тиу хочет знать о мыслях и действиях самки! — тоскливо и пронзительно крикнул серый, задрав голову.

— У Таароа нет ответа, — безнадежно отозвалась желтая женщина-птица. — Закрыты ее глаза, и Всезнающий не желает помочь ей.

Серый странно изогнул шею и заклокотал горлом, словно его душил кто-то невидимый. Женщина-птица вторила ему чуть тоньше, но так же противно. Машка не сдержалась и фыркнула. В то же мгновение все стихло. Серый вернул голову в нормальное положение и осуждающе взглянул на Машку.

— А что я? Я ничего... — неловко пробормотала Машка. У нее было такое чувство, будто она ненароком испортила важную религиозную церемонию.

— Ты права, — покладисто сказал серый. — Ты — ничего.

Слово «ничего» у него прозвучало так, словно Машка была пустым местом, а это, согласитесь, ужасно обидно. «Сам ты дырка от бублика!» — мстительно подумала она, но ничего не сказала, потому что оскорблять лицо, находящееся при исполнении, обычно чревато неприятностями. Даже если это лицо без фуражки и пернато.

— Прошу Яйцо, — совершенно обыденным тоном добавил следователь.

На крыше завозились, зашуршали, на пол упало несколько желтых соломинок и немного мелкого мусора. «Как бы на голову не нагадили...» — озабоченно подумала Машка, но сдвинуться с места не рискнула. Кто знает, что взбредет на ум этому пернатому психу? Может, у них прыжок на месте провокацией считается.

— Прошу восемь вспышек Истинного Желтка на самку, — уточнила женщина.

Машка закусила губу, чтобы не нарушить торжественности момента идиотским хихиканьем. «Интересно, — размышляла она, — а какой желток у них считается истинным: желтый или оранжевый? И как бы он тухлым не оказался...» То ли размышляла она очень громко, то ли очень отчетливо, но серый следователь встопорщил улегшиеся было перья и метнул на нее взгляд, полный ненависти. Богохульство вызвало у пернатого товарища неконтролируемый приступ гнева.

Истинным желтком у совцов считался явно не примитивный яичный. На весь зал полыхнуло желтым светом так, что у Машки защипало в глазах и на несколько секунд она совершенно ослепла. Запахло свежестью, как после грозы, а кожа головы начала зудеть с такой силой, словно полчиша вшей топтали ее своими мерзкими лапками. Машка не постеснялась бы почесаться, несмотря на все свое воспитание, однако не могла пошевелиться. «Опять! — с тоской подумала она. — Ну почему здесь всем неприятностям обязательно предшествует паралич? Это местный закон природы такой, что ли?» Постепенно неподвижность сошла на нет, и первым делом Машка как следует проморгалась, а когда зрение почти восстановилось, вопросительно уставилась на следователя. В позвоночнике неприятно покалывало.

— Все ясно. Ты смотрела на Ва-Рана оскорбительно, — заключил главный следователь.

— Я сделала это в порыве самозащиты! — попыталась оправдаться Машка.

Птицеголовый перевел на нее мертвый взгляд. Лицо его было безучастным, а глаза блестели, как чисто вымытые стекляшки.

— Разве я спрашивал тебя об этом? — слегка раскатывая букву «р», поинтересовался он. — Ты — прислуга некроманта, что хорошего можно от тебя ожидать?

И его здоровый птичий клюв, и выдающаяся буква «р» — все напоминало Машке одного знакомого кавказца с московского рынка. «Интересно, они не родственники?» — вскользь подумала она. Птицеголовый посмотрел на нее и повел плечами. Если бы на его пернатом лице отражалось хоть что-то, Машка решила бы, что посол удивлен тем, что она еще и думать умеет. Разозлиться на это она себе не позволила.

— А при чем здесь Вилигарк? — удивилась Машка. — Ну некромант. Но он совершенно нормальный человек, и вообще, я на него просто работаю. Ничего больше.

— Некромантия заразна, — мягко объяснила девочке дамочка с бледно-желтым оперением. — Некроманты оттого так и называются, что для них не существует граней допустимого. Для них не существует ничего, кроме их желаний. Для некромантов неприемлемы запреты и исключения. У прочих магов они есть, но тот, кто долго общается с некромантом, рано или поздно становится таким же, как он. Ведь так жить гораздо легче. Не нужно запрещать себе что-то или ограничивать себя в методах работы. Некроманту можно все, даже то, чего в принципе нельзя.