Жажда смерти - Кирилл Шелестов

— Валентин Сергеевич, — вкрадчиво попросил я, — а можно взглянуть на эти приглашения?

Генерал не ожидал такого оборота и слегка смешался. Обычно на подобных праздниках никто из руководства рассылкой приглашений не занимался. Это поручалось помощникам.

— Куда же они подевались? — забормотал он, делая вид, что роется в карманах. — Я их у жены, видать, оставил...

— Зачем же вы людей разыгрываете? — нажимал я. — Они за чистую монету принимают. Места у вас были в губернаторском ряду. Я лично их и выписывал.

— Да ты, может, выписал, а секретари все перепутали! — вскинулась Елена Лисецкая. — Вечно вы молодых девок себе секретарями набираете. А у них только мужики на уме.

— Не могу ручаться за секретарей, — возразил я. — Но тут дело не в них. Просто Валентин Сергеевич у нас большой шутник.

— Уж и пошутить нельзя, — откликнулся генерал самодовольно. И оглянулся на остальных, приглашая оценить его выдумку.

Кое-кто неуверенно улыбнулся. Вся эта выходка была действительно довольно странной.

— Не самая удачная шутка! — вдруг громко и развязно произнес Храповицкий. — Каким-то детским садом отдает. Впрочем, в вашем вкусе, Валентин Сергеевич.

Он по-прежнему стоял у противоположной стены и до этого не принимал никакого участия в общем разговоре.

Генерал сразу переменился в лице. Гости тоже заволновались. Лихачев, конечно, вел себя непонятно, даже, пожалуй, отчасти неприлично. Но при желании это можно было списать на его нервозное состояние. Все сознавали, что ему сейчас приходится нелегко.

— Да перестань, Володя, — примирительно вмешался Лисецкий. — Иди сюда, к нам. Ты, кстати, так и не поздоровался с Валентином Сергеевичем.

— Что-то мне не хочется! — небрежно бросил Храповицкий, словно ему предлагали рюмку. — Я лучше здесь, с девчонками побуду.

Девчонок, кстати, рядом с ним не было. Если не считать жену Величко и Васину Ольгу.

Реплика Храповицкого звучала недоброжелательным диссонансом общей умиротворенной пасторали. Его слегка заносило. Он чувствовал себя хозяином праздника и положения. Сказывалась и близость Вихрова, придающая ему весу в глазах губернской общественности, и предстоящее высокое назначение. И, конечно же, выпитое.

Гости забеспокоились еще больше.

— Не надо, Володя, зачем гусей дразнить? — торопливо зашептал Вася.

— Да помирись с человеком, — присоединился к Васе Виктор. — Чего нам сейчас делить, ей-богу!

Храповицкий некоторое время с нескрываемой иронией смотрел на Лихачева. Генерал мужественно выдерживал его взгляд.

— Помириться, значит, хотите, Валентин Сергеевич? — наконец спросил Храповицкий. И фамильярно подмигнул: — На брудершафт выпить?

Генерал выпрямился и качнулся с носков на пятки и обратно.

— На брудершафт? — переспросил он каким-то чужим голосом. — Можно и на брудершафт. Отчего же не помириться, — повторил он, словно размышляя вслух.

— Команду из Москвы получили? — продолжал Храповицкий с той же снисходительной развязностью.

Генерал вспыхнул, но сдержался.

— Какие команды я из Москвы получаю, это мое дело, — проговорил он. — Оно, дорогой мой Владимир Леонидович, вас совсем не касается.

— Вован! — решительно встрял Вихров. — Я же генерала позвал! Стало быть, он мой гость. Ну, и твой тоже. Чего ты задираешься? Зачем за старые обиды цепляешься? Нам надо новую жизнь начинать.

— Думаешь? — насмешливо скосил на него глаза Храповицкий.

— А как иначе? — хмыкнул Вихров.

Не двигаясь с места, Храповицкий сложил руки на груди.

— Ну что ж, если все настаивают, то я готов все забыть, — не спеша, с ленцой отозвался он. — Я против Валентина Сергеевича ничего не имею. У меня, собственно, только одно пожелание. Я бы хотел получить извинение. Ведь Валентин Сергеевич не на пиджак мне из-за угла плюнул. Он публично меня преступником выставил. Газеты об этом писали, телевидение показывало. Чуть ли не в розыск меня объявили. Я, разумеется, не прошу от него принародного покаяния, хотя, наверное, и вправе. Я готов довольствоваться тем, что здесь, в нашем узком кругу, он передо мной извинится. Как вы на это смотрите, Валентин Сергеевич?

А вот это был перебор. По неписаным правилам российского этикета, чего бы ни натворили силовики, извиняться перед бизнесменами для них было так же недопустимо, как бандитам извиняться перед коммерсантами. К тому же все понимали, что уголовное дело против нас возникло не на ровном месте. Что основания для него были, что генерал, по сути, был прав, и лишь вмешательство Кремля переломило ситуацию и склонило чашу весов в нашу пользу.

По общему мнению, Храповицкий, хоть и поддержанный Москвой, заходил слишком далеко и требовал невозможного. Принести извинения в такой ситуации было равносильно тому, чтобы получить прилюдно пощечину и утереться. Гости замерли, не сводя глаз с генерала.

Я видел, как набрякли вены на шее Лихачева. Коротким движением он рванул воротник рубашки, чтобы его ослабить. Все ждали затаив дыхание.

— Володя! — предостерегающе повысил голос губернатор. — К чему это? Что с тобой?

— Нет уж, Егор Яковлевич, — небрежно прервал его Храповицкий. — Позвольте, я сам разберусь.

— То есть как это? — ахнул потрясенный Лисецкий.

— А так, — усмехнулся Храповицкий. — Это наше с Валентином Сергеевичем дело. Можно сказать, глубоко личное.

Лисецкий обиженно поджал губы.

— Ну, как знаешь, — протянул он.

Пожалуй, это явилось переломным моментом. Если до этой секунды симпатии еще колебались между Храповицким и Лихачевым, то сейчас, после того как Храповицкий осадил губернатора, решительно все были на стороне Лихачева.

— Вован, ты не прав! — с укором выдохнул Вихров. И вдруг Лихачев повел себя совсем непостижимо.

— Да нет, — вдруг подал он осипший голос. — Прав Владимир Леонидович. Раз такое дело между нами вышло, то надо извиняться. Куда ж деваться?

У гостей вытянулись лица. Даже Храповицкий не ожидал этого от генерала. Мне показалось, что он невольно вздрогнул и без улыбки уставился на Лихачева. Остальные и вовсе растерялись.

— Надо, надо, — словно уговаривал себя генерал. — Неохота, конечно, а придется!

Он тяжело провел ладонью по лицу, словно показывая, как ему трудно.

— Но уж тогда надо бы и еще кое-что сделать, — хрипло бормотал генерал. — Надо бы вам сначала ваши подношения вернуть, Владимир Леонидович. Пользуясь, так сказать, случаем. Раз уж мы все сегодня здесь. А то, знаете, потом пойдут разговоры. Что денег вы мне сунули, и поэтому, дескать, я сразу извиняться полез. Нет, я уж лучше у всех на виду. Верну вам — и все! Чтобы все поняли, что я, как говорится, от чистого сердца. Осознал свои ошибки. Со всей душой к вам... Хочу вот с вами подружиться... Ну, саблю-то вашу я вам уже отослал. Дня три еще назад. Получили, надеюсь? А часы вот, они при мне. При мне они.