Крепость тёмная и суровая: советский тыл в годы Второй мировой войны - Венди З. Голдман

дополнительно осложнялось тем, что население находилось в движении. Когда территорию освобождали, люди уходили на фронт, уезжали к родным или отправлялись на новое место работы. Начальник ростовского бюро Комитета отмечал, что даже в январе 1945 года учет местного населения еще практически не вели. Киевскому областному бюро удалось собрать статистику по городскому населению, но данными по сельской местности оно не располагало – в таком же затруднительном положении находились и все остальные бюро. Председатели колхозов и сельсоветов, стремившиеся сохранить немногочисленных оставшихся у них трудоспособных людей, отказывались сообщать о них Комитету и легко соглашались на уговоры односельчан вычеркнуть их имена из мобилизационных списков[1303].

Трудности с мобилизацией в тылу теперь повторялись на освобожденных территориях с той разницей, что здесь они только усугубились. Если не представлялось возможным даже подсчитать численность населения, еще труднее было рассылать повестки и набирать людей. Учитывая, что у многих было серьезно подорвано здоровье, людям не составляло труда убедить врачей освободить их от работы. Комитет неоднократно обращался в местные поликлиники с просьбой выдавать меньше справок о непригодности к работе, но после голода и ужасов оккупации у многих имелись веские причины потребовать признать их нетрудоспособными. Еще одна проблема заключалась в транспортной системе. Железнодорожное сообщение функционировало плохо, многие дороги и мосты стали непроезжими. Добраться до сельской местности было невозможно даже на телеге. Освобожденные территории часто оставались прифронтовой зоной, поэтому по железным дорогам везли в первую очередь продовольствие и боеприпасы на фронт. Наркоматы отправляли уполномоченных, чтобы те сопровождали мобилизованных на новое место работы, но им приходилось ждать пустого поезда сутками или даже неделями. Иногда не приезжали и сами уполномоченные. По закону в случае любой задержки, продолжающейся более десяти дней, мобилизованных следовало отправлять домой[1304]. Несмотря на все эти трудности, десятки тысяч недавно мобилизованных рабочих отправили на освобожденные территории. Всего лишь за сентябрь и октябрь 1944 года более 25 000 человек прибыли для работы на угольных шахтах Ростовской области[1305].

К 1944 году государство начало требовать от руководителей по всей стране улучшения жилищных условий и питания, а также строительства бань и наказывать тех, кто пренебрегал бытовыми услугами[1306]. 19 января 1944 года ГКО постановил, что мобилизованных людей можно перевозить только в отапливаемых вагонах и необходимо регулярно кормить в дороге[1307]. Отчасти постановление было мерой, принятой в ответ на несколько страшных случаев гибели рабочих из Средней Азии, отправленных домой больными в неотапливаемых вагонах с минимальным запасом продовольствия и умерших после задержек на нескольких станциях. Несколько месяцев спустя Молотов резко раскритиковал Комитет за то, что он не ценит людей и отправляет их работать в места, где не созданы нормальные условия. После выговора Молотова Комитет и наркоматы должны были не только обеспечить подходящий для перевозки мобилизованных рабочих транспорт, но и удостовериться, что руководители предприятий готовы их принять[1308].

Внимание к бытовым условиям способствовало новым бюрократическим попыткам установить контроль над отчетностью. Комитет отказывался отправлять мобилизованных рабочих на предприятия с плохими жилищными условиями, а наркоматы, будучи не в состоянии существенно улучшить условия, отказывались принимать новых рабочих. Коротко говоря, и Комитет, и наркоматы отказывались выполнять наряды на мобилизацию, на которых держалась вся трудовая система. Так, на ростовских угольных шахтах несколько раз отказались принимать мобилизованных рабочих. Система, зашедшая в тупик, начала ломаться под бременем необходимости улучшать условия. Комитет, ответственный за выполнение мобилизационных нарядов, оказался зажат между двумя противоречащими друг другу требованиями государства: обеспечить каждую отрасль требуемым количеством рабочих и удостовериться, чтобы на предприятиях для них создали хотя бы минимально приемлемые условия. Сотрудники Комитета и руководители предприятий обвиняли друг друга в неспособности обеспечить промышленность трудовыми ресурсами и обращались в суд. Решить затянувшийся конфликт было невозможно[1309]. Жалобы звучали отовсюду. В Одессе, портовом городе, областному бюро Комитета поручили мобилизовать более 46 000 человек для работы в области и за ее пределами. Однако в порту категорически отказались брать на работу женщин в качестве грузчиков, а Черноморский флот требовал присылать только квалифицированных рабочих. Комитет заявил, что не может предоставить квалифицированных рабочих, а женщин в порту брать не хотят. Один из работников областного бюро огорченно заметил: мало того, что нельзя найти квалифицированных рабочих-мужчин, – чуть ли не в половине областей вообще нет людей. Порой Комитет полностью игнорировал процесс планирования и распределения и просто мобилизовал людей сначала на уборку урожая, а потом на лесозаготовки[1310]. Сложившаяся за годы войны практика планового распределения трудовых ресурсов между оборонными предприятиями вырождалась в попытку элементарного выживания.

Летом 1944 года закон, запрещающий без разрешения менять работу, распространили и на освобожденные территории. В Украине для суда над трудовыми дезертирами и потакавшими им руководителями были созданы такие же военные трибуналы, как в тылу. Более 140 000 человек, в основном крестьян, мобилизовали для работы на шахтах Донбасса, отличавшихся крайне тяжелыми условиями труда и жизни. Ежемесячно с шахт бежали десятки тысяч людей. Женщины и сельские подростки, мобилизованные на металлургические заводы, массово уходили и возвращались в родные деревни. Весной 1944 года на угольные шахты Ворошиловграда отправили 34 376 человек, но в тот же период почти 39 000 рабочих бежали. Только в июле прокурор Украины получил материалы почти по 19 500 мобилизованным рабочим, бежавшим с предприятий[1311]. Массовый исход вышел из-под контроля: ни угроза наказания, ни незначительное улучшение условий не могли удержать людей на месте.

Среди нового потока мобилизованных рабочих, особенно на освобожденных территориях, оказалось много женщин с детьми, составлявших одну из немногих еще не задействованных здоровых групп населения. Женщин с детьми от четырех до восьми лет освобождали от мобилизации, если предприятие, куда их отправили, не могло обеспечить уход и присмотр за детьми. Но поскольку коммуникация была налажена слабо, матерей с маленькими детьми все равно часто мобилизовали на предприятия, куда они долго добирались на поезде, но где не оказывалось никаких условий для ухода за ребенком. Измученных дорогой женщин, везших с собой еще и детей, отправляли домой. Но даже этот предлог для освобождения вскоре перестал действовать. В апреле 1945 года, незадолго до капитуляции Германии, Комитет издал новые правила, согласно которым освобождение оставалось в силе только два месяца, после чего матерей снова могли мобилизовать. Женщины с детьми младше четырех лет тоже освобождались от мобилизации, но члены Комитета уже приценивались даже к этой категории как к потенциальным трудовым резервам. Один из них отметил, что они – наиболее здоровая и активная, к тому же крупнейшая часть неработающего населения. Впрочем, руководители предприятий без