Хроники Империи Ужаса. Крепость во тьме - Глен Кук

Убийца, молодой троенский солдат, уставился на него, раскрыв рот. Ни один человек не мог двигаться столь быстро, тем более толстяк.

Меч Насмешника блеснул в лучах солнца, и сталь пропела свою песню, ударившись о сталь. Солдат тупо уставился на пустую руку.

– Я озадачен, – сказал Насмешник, заставляя того сесть на камень. – Пребываю в эпическом недоумении. По всем законам мне следует убить напавшего в назидание мерзкому старикашке, который его подослал. Не так ли? Сразу же повергнуть нечестивца в ужас? Но я страдаю болезнью по имени милосердие. Я даже воздержусь от мщения… – По его круглому лицу пробежала зловещая улыбка. – Нет! Все-таки не стану воздерживаться.

Он принялся ухать, завывать и приплясывать, хотя острие меча по-прежнему целилось в кадык солдата. Жестикулируя так, словно призывал самих повелителей Тьмы, он пропел на гортанном алтейском пару непристойных кабацких песен.

– Все. Дело сделано. Я наложил на тебя проклятие проказы, друг мой, и притом весьма специфическое.

Солдат побагровел – худшей судьбы он не мог себе представить.

– Весьма специфическое, – повторил Насмешник. – Оно проявляется лишь тогда, когда человек лжет. – Он рассмеялся. – Понял? Стоит один раз соврать – и проклятие подействует. Через несколько часов пожелтеет кожа, а через несколько дней начнет отваливаться плоть. Ты станешь вонять, словно старый труп. Слушай же! Если господин генерал призовет несостоявшегося убийцу в свидетели – расскажешь в точности всю правду. Иначе…

Толстяк убрал меч в ножны, поймал осла, закончил свои придорожные дела и вернулся на место в колонне, то и дело хихикая. Дурак-солдат ему поверил.

Когда колонна приблизилась к Аль-Ремишу, толстяк начал бормотать и ругаться. Беспокоились и его спутники, которым не терпелось побывать в священном городе и Храмах. Насмешник постоянно потел, чувствуя, что настала критическая минута. Именно здесь он, вероятнее всего, мог встретить знакомое лицо. Именно здесь теперь обитал Сиди. Именно здесь Саджаку могла представиться лучшая возможность.

Войско эль-Надима собралось на краю котловины, глядя на Аль-Ремиш.

– Где подразделения, что я послал вперед? – спросил эль-Надим, ни к кому конкретно не обращаясь. Тех нигде не было видно, хотя предполагалось, что они будут его ждать.

Через мост и вверх по склону к ним подскакал галопом одинокий Непобедимый.

– Вам нельзя входить в Аль-Ремиш, – крикнул он. – Повелитель приказал передать, чтобы вы шли на запад.

– Но…

– Таков приказ Ученика. – Гонец чувствовал себя неловко, передавая распоряжение, которое не одобрял сам.

– Мы проделали долгий путь. И хотим воздать должное Храмам.

– Возможно, когда вернетесь.

– Что происходит? Что случилось? – требовательно спросил эль-Надим. – Ведь что-то случилось?

Гонец слегка наклонил голову, но лишь ответил:

– Ученик запретил входить в город посторонним. – Он показал на южный край котловины. – Даже паломникам – старикам, женщинам и детям.

– Даже своим генералам? Он меня примет?

– Нет. Могу лишь принести за него извинения и сказать, что со временем ты все поймешь. Он велел сохранять преданность вере и сказал, что тебя будут хранить его молитвы.

– На эту ночь мы разобьем здесь лагерь, – после долгой паузы ответил эль-Надим. – Возможно, он передумает.

Но Эль-Мюрид не передумал. Аль-Ремиш игнорировал войско.

Когда колонна вновь двинулась в путь через пустыню, Насмешник облегченно вздохнул. Опасность миновала, и теперь можно сосредоточиться на Саджаке.

Сумасшедший старик был осторожен. В Аргоне он получил весьма убедительный урок.

Насмешник нашел скорпионов у себя в сапогах, ядовитую змею в спальном мешке. В его осла едва не угодил камень, когда он преодолевал особо неприятный участок горной тропы. Он обнаружил отравленную воду в своей фляжке и опасался, что отравят и еду, если он перестанет есть из общего солдатского котла.

У Саджака имелись свои люди, заботившиеся о том, чтобы Насмешник не смог к нему даже приблизиться. Возникшая проблема вскоре стала для него вызовом. В качестве орудия справедливости Насмешнику лучше всего подошел бы яд, способный вызвать сердечный приступ…

Сердечный приступ. Саджак был стар, и, скорее всего, у него было слабое сердце. Напугать его до смерти? С помощью магии вуду, вроде той, что они с Гучем видели в Ипопотаме?

Мысли и планы порхали в его голове, словно пьяные бабочки. В конце концов, он чародей или нет? Почему бы не заставить старого подонка поверить, что он уже одной ногой в могиле? Откуда Саджаку в точности знать, что толстяк – вовсе не подмастерье Ариститорна?

Несколько минут спустя Насмешник уже говорил солдату:

– Я устал от постоянных покушений на мою жизнь. – О попытках Саджака его убить уже знали все. – Смотри! – Он показал жуткого вида ядовитую ящерицу, напоминавшую скорее примитивное творение из бисера, чем животное. – Я нашел ее спящей во вьюке моего осла. Терпение кончилось. Я налагаю заклятие, которому научил меня мастер Ариститорн, и оно сожрет сердце старого стервятника. Медленно – порой для убийства жертвы требуются месяцы. Вся красота в пытке ожиданием. Когда наступит конец? Сразу? Завтра? А если он поспешит разделаться со мной – не приблизит ли это его собственный конец? Хе-хе. Упомянутому заклятию крайне трудно было научиться, но сегодня я рад. Еще прекраснее, что сие заклятие можно в любое время ускорить, применив соответствующие каббалистические процедуры. Друг мой, я вовсе не жесток. Мне не нравится причинять вред даже чудовищам вроде этой маленькой ящерки. Но мне стыдно признаться, что я с радостью буду наблюдать за агонией мерзкого старого предателя.

Он бродил среди солдат, выступая с аналогичными заявлениями и давая волю воображению, пока не удостоверился, что Саджак обязательно об этом услышит из десятка источников. И перепугается так, что наделает в штаны.

И все же, возможно, никаких последствий бы это не возымело. Старый циник ни во что не верил. Первоначальный азарт сходил на нет, и Насмешник все больше ловил себя на мысли, что выбрал самый глупый способ нанести ответный удар.

Теперь, однако, Саджак начал следить за каждым его шагом, щуря близорукие глазки. Насмешник все время улыбался, интересовался вслух, когда наконец старику придет конец, даже организовал прием ставок на угадывание верной минуты. А иногда делал вид, будто ему надоело ждать и следовало бы ускорить развязку. Саджак все больше раздражался и дергался, и его предсказания для эль-Надима становились все бессвязнее.

– Видите? – шумно радовался Насмешник. – Проклятие пожирает старого мерзавца!

Эль-Надим стал критично относиться к работе Саджака, каждый раз спрашивая мнения Насмешника, отчего старик нервничал еще больше. Покушения на жизнь Насмешника прекратились, сменившись попытками переговоров и подкупа, которые толстяк отвергал, презрительно смеясь.