Своя-чужая боль, или Накануне солнечного затмения. Стикс - Наталья Андреева

– Доброе утро!

– Здравствуйте. А… – Кого бы спросить?

– Иван Александрович! А мы вам звоним, звоним! – (Куда?) – На сотовый! А там каждый раз «абонент временно недоступен»! Куда же вы пропали? Ой, извините!

Какая милая девушка! Секретарша? Возможно. В его вкусе. Тоненькая, высокая, длинноногая. Блондинка. Выскочила из-за стола в приемной, чуть ли не с объятиями кинулась. Но – сдержалась. Видимо, отношения у них деловые.

– Алексей Петрович здесь! Ой, как он обрадуется!

Это вряд ли. Неизвестно почему, но сердце подсказывает, что будет именно так. Не обрадуется Ивану Александровичу генеральный директор фирмы «АРА» Ладошкин.

– Доложите ему обо мне.

Она оторопела и захлопала длиннющими ресницами:

– Доложить?!

А что он такого сказал? Белая дверь за ее спиной – это, должно быть, кабинет Алексея Петровича. Таблички надо вешать, люди! Учить вас некому! Непременно на все белые одинаковые двери нужно вешать таблички!

– Не стоит. Не докладывайте. Я сам.

Даже не спросила, что у него с лицом. Он догадался, что и не спросит. Субординация. Кто он здесь? Внезапно понял и другое: тут ни в коем случае нельзя говорить о своей потерянной памяти. Это другой мир. В нем нет друзей – конкуренты. Нет любящей женщины – потребительницы. Нет родственников – нахлебники. Всем им палец в рот не клади. Откусят вместе с рукой. Это Зоя, Руслан, Вэри Вэл, Леся и прочие с ним возились как с ребенком. Тут не подскажут, как заполнять официальные бланки. Узнают, что не можешь – и побоку. С огромной радостью. И ни в коем случае нельзя спрашивать, кто он такой, Мукаев или Саранский.

Держаться надо естественно и как можно увереннее. Лучше ошибиться в чрезмерной наглости, чем в скромности. Шаг тверже, плечи развернуть. Постучать? Ни в коем случае! Распахнуть дверь, по-хозяйски переступить порог огромного кабинета. Да-а… Это масштаб! Какой же убогий по сравнению с ним тот, где работает следователь Мукаев! Небо и земля. Да что там небо! Космос. Безвоздушное пространство. Где? Здесь? А ведь кондиционеры в офисе работают на полную мощность. За столом в кожаном кресле сидит Алексей Петрович Ладошкин. Петрович? Да ему тридцатник-то есть?! Память – странная штука, даже потерянная. Потому что Мукаев? Саранский? Чувствует неприязнь. Хотя ничего и не помнит. Ему неприятно смотреть на хозяина кабинета. Молодой, да ранний. Не из тех, сытых, породистых, что с детства закормлены, а из подкидышей. Ах они, кукушкины дети! Едва освоившись в гнезде, наводят свои порядки. Не нравится – за борт.

– Ты?!! – вскрикнул Ладошкин, побледнел и медленно стал подниматься. И уже гораздо тише, но с не меньшим удивлением: – Ты-ы?

– Я.

– Иван, ну ты нас всех напугал! Что у тебя с лицом? Авария, да? Почему не позвонил, не сообщил? Почти два месяца!

– Думали, что все? Конец? – усмехнулся он.

– Да что ты такое говоришь! Ты нам всем нужен! Тебе просто не надо быть таким скрытным. Что о тебе известно? Да практически ничего. Исчез – где искать? Почему нам ничего не сообщил? Мы бы помогли.

– Ничего, я сам справился.

– Где ж ты был? В больнице?

– Да. – И это правда.

– Автокатастрофа?

– Вроде того.

– Я говорил, что надо быть осторожнее. – Пауза, долгий внимательный взгляд. – Ты, должно быть, за деньгами пришел?

Неплохо бы! Как бы не выдать себя и получить то, что хочется?

– Как у нас дела?

– Как всегда. Ты мне что, не доверяешь?

– Доверяю. – Надо бы порезче. – Но проверяю.

– Это ты напрасно. – Легкая обида, но без наезда. – Как у тебя со временем?

– Мало. Еще не долечился.

– Где ж ты так?

– Ехал в сторону Р-ска, – это он, конечно, рискнул. Но ничего. Его собеседник нисколько не удивился, наоборот:

– А-а-а. Понятно, почему торопился. Лихачил и попал в аварию. Значит, серьезного разговора не будет?

– Сегодня нет. – Потом побеседуют, когда он с мыслями соберется. Уж очень все неожиданно.

– Что ж, отложим. Я не спешу. Дела в порядке. Ты жив, это главное. Пойдем, Иван.

Интересно, а как ему обращаться к Ладошкину? Как называть? Алексеем? Лешей? Алексеем Петровичем? Какие у них отношения? Нет, фамильярность – это на него не похоже. На кого не похоже? На Саранского или на Мукаева? Запутаться можно! Попросить сигарету с ментолом?

– А почему на тебе этот дешевый костюм?

Вот он, прокол! Нет, Ну нет в гардеробе у следователя Мукаева дорогих костюмов! В квартире на втором этаже нет. Где он их держал, интересно?

– Так получилось, – ответил туманно, но сойдет. Ничего, проглотят.

Вышли в коридор, двинулись вдоль безликих белых дверей. Вот черти! Сказал же: таблички надо вешать! Не офис – морг. Свет ровный, стены белые, полы чистые, запах казенный. Такое ощущение, что за одной из белых дверей ему сейчас будут делать операцию. На улице жара, здесь же работают кондиционеры. Климат отрегулирован так же, как и отношения между сотрудниками. Тут люди делают деньги. Большие деньги. Деньги, деньги…

Стоп! Пришли.

– Заходи.

Ему не хочется оставлять Ладошкина за спиной. Этому человеку он не доверяет. А меж тем Ладошкин смотрит подобострастно, сочувствует его болезни. Ложь, все ложь. Переступил порог, огляделся. В кабинете две важные вещи: сейф и девушка. Сейф бронированный, девушка тоже. Глаза холодные, макияж безупречный, улыбка на сто долларов.

– Леночка, выйди на пару минут.

И глазом не моргнула. Вышла, оставив их наедине с сейфом. Алексей Петрович с важным видом гремит ключами. Дверцу не открыл, распахнул. Гляди, мол, нам скрывать нечего. Он посмотрел с интересом. В сейфе пачки денег. Доллары. Много.

– Тридцать хватит?

Чего тридцать? Может, сказать: «Давай все»? А если они на тридцать договаривались? Безразлично пожал плечами:

– Пока да. Хватит.

На стол ложатся пачки. Одна, другая, третья… Купюры разные, есть и мелкие. Довольно. А доллар падает, надо бы рублями взять. Он косится на экран монитора. «И все-таки где я?» И куда бы их деть, деньги? По карманам рассовать?

– Кейс в машине забыл, извини. – И все-таки: Леша, Алексей, Алексей Петрович?

– Ничего.

Ладошкин откуда-то достает картонную коробку. Из-под торта, что ли? Да у них тут, похоже, сладкая жизнь! Мелкими буквами на коробке написано: «Полет». Верно подмечено. С такими деньгами можно и воспарить к небесам. Вытряхнув крошки, Ладошкин аккуратно укладывает в коробку деньги.

– Тебе точно хватит тридцати тысяч?

А можно и больше? Надо было сказать: миллион. Миллиона рублей ему бы хватило. На первое время. На мелкие расходы. Как, оказывается, легко и просто жить на свете!