Мемуары генерала барона де Марбо - Жан-Батист-Антуан-Марселен де Марбо

Надо было переправиться через небольшой рукав Дуная в пункте, отличном от того, который служил местом переправы во время сражения при Эсслинге, потому что было известно, что эрцгерцог Карл возвел против этого места многочисленные укрепления.

Сент-Круа предложил обойти укрепления неприятеля, перейдя протоку перед Гросс-Энцерсдорфом, и это решение было принято. В конце концов у Наполеона сложилось такое высокое мнение об этом полковнике, что однажды он сказал русскому посланцу г-ну Чернышеву: «С тех пор как я командую армиями, я не встречал более способного офицера, который так бы понимал мои мысли и так хорошо их исполнял. Он напоминает мне маршала Ланна и генерала Дезе. Если ничего не случится, Франция и Европа удивятся той карьере, которую он при мне сделает!» Чернышев пересказал этот разговор, и все вскоре о нем узнали, предрекая, что Сент-Круа быстро станет маршалом. К несчастью, случилось иначе! В следующем году он был убит пушечным ядром на берегах реки Тежу у самых ворот Лиссабона. Я расскажу об этом, повествуя о кампании, которую я проделал в 1810 году в Португалии.

Наполеон обычно держал на расстоянии командиров, которых больше всего уважал, только в виде исключения сближаясь с одним из них. Иногда ему нравилось вызывать этого человека на откровенность и слушать его меткие замечания. Так было с Ласаллем, Жюно и Раппом, которые, не стесняясь, говорили императору все, что им приходило в голову. Ласалль и Жюно, которые раз в два года непременно разорялись, рассказывали Наполеону о своих неприятностях, и он всегда оплачивал их долги. Сент-Круа был слишком умен и сдержан, чтобы использовать в своих целях расположение императора, но все же, когда император его к этому подталкивал, его отклики были моментальными и меткими. Так, Наполеон, который часто опирался на руку полковника, когда они шли по песчаному берегу Лобау, сказал ему однажды: «Я помню, что после твоей дуэли с кузеном моей жены я хотел, чтобы тебя расстреляли. Сознаю, что это было бы большой ошибкой и нанесло бы огромный ущерб!» — «Это так, сир, — ответил Сент-Круа, — и я уверен, что теперь, когда Ваше Величество знает меня лучше, оно не променяло бы меня на одного из кузенов императрицы…» — «На одного?! На всех!» — ответил император.

В другой раз, когда Сент-Круа присутствовал при утреннем пробуждении Наполеона, тот выпил стакан свежей воды и сказал: «Я думаю, что по-немецки Шенбрунн означает «красивый источник». Этот замок так называется справедливо, так как вода источника в парке великолепна, я пью ее каждое утро. А ты любишь чистую воду?» — «Нет, сир, я предпочитаю стакан хорошего бордо или шампанского». Тогда император обернулся к слуге и сказал: «Вы отошлете полковнику сто бутылок бордо и столько же шампанского». И в тот же вечер, когда адъютанты Массены ужинали в лагере в хижине, сооруженной из ветвей, на остров привели нескольких мулов из императорской конюшни, навьюченных грузом из двух сотен бутылок прекрасного вина, и мы все пили за здоровье императора.

Подготовка к новой переправе через Дунай. — Арест шпиона. — Битва при Ваграме. — Взятие Энцерсдорфа. — Сражение на Руссбахе

Приближалось время новой переправы через Дунай. Австрийцы все пристальней наблюдали за берегами разделявших нас небольших рукавов этой реки. Они даже укрепили Энцерсдорф, и, если какая-нибудь группа французских солдат подходила слишком близко к части острова, расположенной напротив этого поселения, неприятельская батарея сразу открывала огонь. Но когда французы появлялись здесь поодиночке или по два-три человека, австрийцы, как правило, не стреляли. Император хотел видеть вблизи подготовительные работы неприятеля, и рассказывают, что для безопасности он даже переодевался в солдата и стоял на посту. Но этот факт недостоверен. Но вот что было на самом деле.

Император и маршал Массена, одетые в сержантские шинели, а с ними и Сент-Круа в форме простого солдата дошли до берега реки. Полковник полностью разделся и вошел в воду, а Наполеон и Массена, чтобы рассеять у врага все сомнения, сняли шинели, будто тоже собирались купаться, а сами в это время изучали место, где хотели перебросить мосты и осуществить переправу.

Австрийцы так привыкли видеть в этом месте купающихся по двое или трое французов, что продолжали спокойно лежать на траве. Это доказывает, что на войне командиры должны сурово запрещать подобные передышки и нейтральные территории, которые войска устанавливают с обоюдного согласия с двух сторон.

Император хотел сначала перейти рукав именно в этом месте, установив здесь несколько мостов. Но было очевидно, что, как только часовые что-то увидят и забьют тревогу, из Энцерсдорфа придут расположенные там австрийские войска и помешают нашему строительству. Тогда решили сначала переправить на другой берег две с половиной тысячи гренадеров, которые должны будут атаковать Энцерсдорф. Таким образом гарнизон не сможет помешать нашим работам и переправе. Приняв это решение, император сказал Массене: «Первая колонна будет в самом трудном положении, поскольку враг сосредоточится прежде всего против нее. Это значит, что там должны быть наши лучшие части под командованием храброго и умного командира». — «Но, сир, это должен сделать я!» — воскликнул Сент-Круа. «Почему же?» — спросил император, которому понравился этот порыв, а вопрос он задал просто затем, чтобы услышать интересный ответ. «Почему? — продолжил полковник. — Да потому, что из всех офицеров на острове именно я уже шесть недель постоянно, днем и ночью, выполняю ваши приказания, и я прошу Ваше Величество в знак благодарности назначить меня командиром двух с половиной тысяч гренадеров, которые первыми должны высадиться на вражеский берег!» — «Ну что же, ими будешь командовать ты!» — ответил Наполеон, которому очень понравилась эта благородная доблесть. План переправы был окончательно разработан, атака намечена в ночь с 4 на 5 июля.

До этого времени в нашем корпусе произошло два важных события. Дивизионный генерал Беккер был неплохим, хотя немного ленивым офицером, и у него была привычка все критиковать. Он позволил себе вслух неодобрительно отозваться о плане атаки, задуманной Наполеоном. Императору доложили об этом, и он приказал генералу вернуться во Францию. Только в 1815 году генерал Беккер вышел из немилости. Начальником штаба корпуса стал генерал Фририон. Это был человек способный, с прекрасным характером, но по сравнению с таким человеком, как Массена, ему не хватало твердости.

Второе событие чуть не лишило императора самого Массены. Однажды, когда Наполеон и маршал объезжали остров Лобау, лошадь маршала попала в скрытую высокой травой яму, маршал сильно поранил ногу и не мог держаться в седле. Эта неприятность тем более огорчила императора, что Массена пользовался доверием солдат, прекрасно знал местность, на которой нам предстояло сражаться. Там проходило сражение у Эсслинга, в котором так славно участвовал Массена. Тогда маршал проявил большую душевную силу, оставшись при исполнении обязанностей, несмотря на большие физические страдания, заявив, что на поле боя его вынесут гренадеры, как маршала Морица Саксонского при Фонтенуа[79]. Для этого установили носилки, но я позволил себе сделать одно замечание, и маршал согласился со мной, что такой способ переноски претенциозен и не столь безопасен, как легкая повозка, запряженная четверкой лошадей, которая будет перевозить маршала из одного пункта в другой быстрее, чем это могли бы сделать люди. Решили, что на поле боя маршал будет в своей открытой коляске, а рядом с ним будет его хирург доктор Бриссе. Хотя доктор мог бы и не отправляться на поле сражения, он не захотел оставить маршала, так как компрессы на его ноге надо было менять каждый час. И он делал перевязку с большим хладнокровием посреди падающих ядер не только те два дня, которые длилась битва при Ваграме, но и во время последующих сражений.