Вихри Мраморной арки - Конни Уиллис

— Не забывайте о наших собственных интересах: Объединенная Церковь Христа готова была присоединиться к харизматикам! Кроме того, все остальные под сурдинку протащили свои условия. Например, как правильнее — «должники наши» или «обидчики наши»? Вы, пресвитерианцы, помнится, везде пихали это свое «предопределение».

Хойт догадался, что епископ старалась его развеселить. Он улыбнулся.

— А вы, католики, по какому поводу протестовали? Ах да, виноградный сок!

— Одним словом, — закончила Мойра, — епископ не может помочь вам советом. Придется вам самостоятельно с этим разобраться и представить на суд публики справедливое и рациональное решение.

— Справедливое и рациональное?! Когда они мне пишут такое? — Преподобный тряхнул пачкой писем.

— Так вы же сами напросились. Нечего было распинаться с кафедры по поводу смирения.

— Вот послушайте: «Нельзя крестить обезьяну, ведь у обезьян нет души. Однажды в Сан-Диего мы пошли в обезьянник. И там, на виду у всех, два орангитанга…» — Хойт выразительно взглянул на Мойру. — Тут моя корреспондентка явно не знала, какие слова подобрать, даже кляксу поставила. «… Два орангитанга занимались этим». Подчеркнуто. «Хуже всего, что им это ужасно нравилось. Поэтому, даже если иногда кажется, что они хорошие…» И так далее. И все это пишет женщина, которая сменила трех мужей, не считая «маленьких грешков», как она их называет. Она утверждает, что нельзя крестить Исава потому, что ему нравится секс! — Преподобный просматривал другие послания. — Настоятели считают, что это отрицательно скажется на количестве пожертвований. Служители опасаются наплыва туристов с фотокамерами. Трое мужчин и девять женщин настаивают, что обряд крещения, каким-то образом выведет из повиновения животные страсти Исава и людям будет опасно находиться с ним в церкви наедине.

Хойт вытащил из пачки еще одно письмо, написанное на бледно-розовой бумаге с орнаментом из розовых бутонов, и зачитал:

— «В воскресенье вы спросили, имеют ли обезьяны душу. Я думаю, что имеют. Из-за своего ужасного артрита я обычно сижу в последнем ряду. Прямо передо мной сидели трое малышей, и во время молитвы они премило сложили ручки. А возле двери я увидела вашу обезьяну, тоже со сложенными руками и склоненной головой». — Хойт потряс письмом. — Моя единственная союзница! И та на моей стороне только потому, что умиляется при виде того, как обезьяна складывает ручки. Какое решение я могу принять, когда мне дают такие советы? Даже Натали пытается сделать из Исава то, чем он не является и являться не может. Одежда, манеры, осанка! А я должен решать!

Мойра терпеливо выслушала его жалобы.

— Вот именно, Уилл. Решать должны вы, а не Натали, прихожане или харизматики. Это должно быть именно ваше решение.

Епископ села на велосипед и уехала.

«Чтоб им всем провалиться, этим поборникам церковной автономии», — пробормотал Хойт вполголоса.

Он разложил письма на три стопки, озаглавил их «За», «Против» и «Невменяемые» и, по некотором размышлении, сгреб их все в мусорную корзину. Он вызвал к себе Натали и Исава, распорядился, чтобы орангутан натянул защитную сетку с наружной стороны центрального окна. Натали встревожилась и, как только Исав с ключом от кладовой вышел из кабинета, обратилась к Хойту:

— Что случилось? Угрозы?

Преподобный показал ей записку, снятую с булыжника, но умолчал о письмах.

— Сегодня Исав переночует у меня, — сказал он. — Когда ему надо быть в Колорадо-Спрингс?

— Завтра, — рассеянно ответила Натали, читая письмо, выуженное из мусорной корзины. — Впрочем, поездку можно отменить. Они уже в курсе.

Она покраснела.

— Не отменяйте. Там он, возможно, в большей безопасности, чем здесь, — сказал Хойт, перестав скрывать усталость.

Внезапно Натали сказала:

— Собираетесь сдаться? Не хотите крестить его? Из-за каких-то гадов! — Она швырнула письмо на стол Хойта. — Вы их послушаетесь? Каких-то мерзавцев, которые понятия не имеют, что такое душа, и утверждают, будто у Исава ее нет! — Она так стремительно направилась к двери, что полы ее желтой ризы развевались. — Может, сказать в институте, чтобы оставили Исава у себя насовсем, раз вам он не нужен?

Натали с шумом захлопнула за собой дверь. Кусок стекла со звоном упал на пол.

Преподобный Хойт пошел в денверскую библиотеку, где набрал книг по человекообразным обезьянам и языку глухонемых, и заперся у себя кабинете до позднего вечера. Затем он пошел за Исавом. Защитная сетка затягивала окно; за цветными стеклами сгущалась темнота. В церковном зале стояла неубранная лестница.

Исав неподвижно сидел на заднем ряду: короткие ноги нелепо торчали на бархатных подушках, руки опущены вдоль тела ладонями вверх. Лицо Исава не выражало ничего, кроме усталости. Рядом с ним лежала ветошь. Преподобного поразила печаль в его глазах.

Орангутан с готовностью поднялся ему навстречу. Дома у Хойта Исав тут же отправился на поиски кота.

На следующий день с утра пораньше микроавтобус из Шайенн-Маунтин припарковался на стоянке. Натали привела Исава. Молодой человек из института открыл дверцу и что-то сказал Натали. Она застенчиво улыбнулась. Исав сел на заднее сиденье, Натали обняла его на прощание и автобус тронулся. В окне мелькнуло безучастное лицо Исава. Уходя со стоянки, Натали даже не поглядела в сторону окон Хойта.

На следующий день около полудня Хойт увидел знакомый микроавтобус — Исава привезли назад. Вскоре в кабинет преподобного пришла Натали в сопровождении давешнего молодого человека. Натали была во всем белом — наверное, Пятидесятница кончилась, и наступила Троица. В белом стихаре, пышном, как детское платьице, Натали напоминала ангела из школьного рождественского спектакля. Она держалась довольно сдержанно — очевидно, пыталась скрыть неловкость из-за того, что друзья за нее заступаются. Хойт подумал, что этот молодой человек, должно быть, не первый раз приезжает за Исавом.

— Вас наверняка интересует, как обстоят дела с нашим подопечным, — заговорил молодой человек. — Медицинский осмотр Исав прошел удовлетворительно. У него, правда, обнаружен небольшой астигматизм, так что, возможно, ему понадобятся очки. За исключением этого, для самца его возраста состояние здоровья у него превосходное. За последние два месяца изменилось к лучшему и его отношение к программе размножения. Бывает, что самцы-орангутаны с возрастом становятся подвержены неврозам и депрессиям, избегают общества сородичей. До недавнего времени Исав вообще не хотел иметь дела с самками, а теперь он принимает регулярное участие в программе. От него даже забеременела одна самка. Я, собственно, пришел сказать, сэр, как хорошо влияют на Исава работа и друзья здесь, в церкви. Сейчас он гораздо счастливей, лучше приспособлен к жизни. Вас можно поздравить — этого нелегко достичь. Обидно было бы нарушить достигнутую эмоциональную гармонию.

«Замечательный аргумент», — подумал Хойт. — Самый веский. Счастливая обезьяна охотно совокупляется. Крещеная обезьяна — счастливая обезьяна. Следовательно…»