Последнее искушение Христа - Никос Казандзакис

— Ну и пусть. Я хочу этого.

Арапчонок рассмеялся:

— Разве ты женщина, чтобы доверять снам. Это женшины плачут от всего, даже от счастья.

— Ты прав, а теперь помолчи.

Они поднялись на зеленый холм. Всюду в траве пестрели алые цветы ветрениц и желтые маргаритки. Воздух был напоен запахом чабреца. Внизу, среди маслин, Иисус увидел свой дом. Над крышей поднимался дымок. Иисус вздохнул с облегчением. Значит, женщины успокоились и снова хлопочут у очага.

— Пойдем обратно, — сказал он арапчонку. — И не будем им ничего говорить. Женщины слабы и нуждаются в сочувствии.

Прошло несколько дней. Как-то субботним вечером Иисус сидел на крыльце, держа на коленях самых младших сына и дочь. С утра шел дождь, но к полудню распогодилось, и теперь ветер гнал на запад легкие вишневые облака. В просветах между ними проглядывало небо, изумрудно-зеленое, как тучный луг. На крыше ворковали два голубя. Мария сидела подле Иисуса. Ее налитые груди вздымались.

На дороге показался путник. Он был навеселе и слегка покачивался. Увидев Иисуса, путник остановился и рассмеялся.

— А, мастер Лазарь! — Язык его заплетался. — На тебя любо-дорого поглядеть. Счастливчик! Годы бегут мимо твоих ворот, а ты восседаешь, точно патриарх Иаков в окружении своих жен, Лии и Рахили. Не так ли и у тебя две жены — Мария и Марфа? Одна, говорят, хлопочет по хозяйству, другая заботится о тебе. Ну а ты занят заботами о дереве, земле, женах и Боге. Может, хоть раз выглянешь за порог, посмотришь, что делается в мире… Ты слышал о Пилате? О Понтии Пилате? Чтоб ему на том свете кипеть в горящей смоле!

Иисус узнал подвыпившего путника и улыбнулся:

— Симон Кирениянин, верный Богу и вину. Ну здравствуй! Садись. Марфа, чарку вина моему старому другу.

Путник опустился на скамью и обеими руками взял кубок.

— Все меня знают, — сказал он гордо. — Никто не обходит стороной мою харчевню. Видно, и ты заходил ко мне, мастер Лазарь. Но не сбивай меня. Мы говорили о другом. Я спрашивал, не слышал ли ты о Пилате. О Понтии Пилате. Видел его когда-нибудь?

Арапчонок вышел во двор и, прислонившись к двери, прислушивался к разговору. Иисус напряг память.

— Серые ястребиные глаза, презрительный смех, золотой перстень… Больше я ничего не помню. Ах да, еще серебряный таз. Он омывал над ним руки. Вот и все. Наверное, мне это приснилось. Ты напомнил мне сон, Кирениянин, давний мучительный сон.

— Говорят, сны значат для Господа больше, чем реальность. Так вот, Господь наказал Пилата, — будь он проклят! — его распяли!

Иисус ахнул:

— Распяли?!

— Поделом ему! Вчера на рассвете Пилата нашли распятым на кресте. Видать, умом повредился.

Мария, увидев, что Иисус побледнел, прижалась к нему и погладила колени.

— Милый, ты устал. Поди приляг.

Солнце село. Потянуло прохладой. Кирениянин осовел и с трудом ворочал языком. Арапчонок подхватил его под руки, поднял и вывел за селение.

— Ступай откуда пришел, старый пропойца, — буркнул арапчонок сердито и указал на дорогу в Иерусалим.

Встревоженный, он вернулся обратно. Иисус лежал в мастерской и глядел в оконце. Марфа готовила ужин. Мария кормила грудью малыша и с беспокойством поглядывала на мужа. Арапчонок приблизился к Иисусу, глаза его горели.

— Ушел. Пустобрех. Наплел невесть что.

Иисус кусал губы. Он посмотрел на мальчика, хотел спросить что-то, но тот прижал палец к губам и улыбнулся:

— Спи.

Веки Иисуса опустились, морщины на лбу разгладились — он уснул.

На следующее утро, открыв глаза, Иисус почувствовал радость и облегчение, словно избежал какой-то опасности. Арапчонок уже встал и убирал мастерскую. На губах у него играла улыбка.

— Отчего ты смеешься? — спросил Иисус, подмигнув ему.

— Я смеюсь над вами, людьми, Иисус Назорей, — ответил арапчонок, приглушив голос, чтобы не слышали женщины. — Вся ваша жизнь — сплошной страх. Вы словно идете по канату, протянутому над пропастью.

Иисус улыбнулся:

— Вчера я споткнулся на этом канате, но спасся!

В комнату вошли Марфа и Мария, и разговор переменился. Женщины затопили очаг; день начался; со двора доносился веселый гомон — дети играли в жмурки.

— Марфа, Мария, неужели у нас столько детей? — улыбнулся Иисус. — Двор стал слишком тесен. Пора или расширять дом, или перестать рожать.

— Ну что ж, значит, расширим дом, — ответила Марфа.

— Вы только посмотрите на них! Точно белки, карабкаются на стены и деревья во дворе. Благословенно чрево женщины. Оно, как у рыбы, полно икры, и в каждой икринке — человек. Мы победили смерть.

— Смерть не страшна нам, любимый. Ты только береги себя, — сказала Мария.

Иисус улыбнулся. Этим утром Мария была особенно хороша. Она еще не отошла от сна и, стоя перед мужем, расчесывала волосы. Иисусу захотелось подзадорить ее.

— Мария, разве ты не боишься смерти? Не тревожишься о том, что ждет тебя в ином мире? Не молишь Господа?

Мария встряхнула длинными волосами и рассмеялась:

— Пусть думают о смерти мужчины. Я не молю Господа, не стучусь в Его врата, выпрашивая, как нищенка, вечного блаженства. У меня есть муж, которого я люблю. Мне хорошо в его объятиях, и не нужно другого Рая. Заботы о вечном — удел мужчин.

— Милая, но земля всего лишь маленькая лачуга. Неужели ты хочешь запереть себя в ее стенах?

— Женщине нужны границы. Она вместилище, а не источник.

Вбежала встревоженная Марфа:

— Равви, в селении появился какой-то горбун, маленький, толстый, кривоногий. Он спрашивает о тебе и будет здесь с минуты на минуту.

Влетел запыхавшийся арапчонок:

— Еще один пришел сотрясать мир. Я запер ворота от греха подальше.

Иисус недовольно посмотрел на мальчика:

— Чего ты испугался? Почему его надо бояться? Отопри ворота.

Арапчонок подмигнул ему:

— Прогони его.

— Почему? Кто он?

— Прогони, — повторил арапчонок, — и не спрашивай.

Иисус вспыхнул:

— Разве я не волен поступать как хочу? Отопри ворота.

На улице послышались шаги. В ворота постучали. Иисус вышел во двор.

— Кто там?

— Откройте посланцу Господа, — ответил высокий резкий голос.

Ворота распахнулись. На пороге стоял маленький толстый горбун, еще не старый, но совершенно лысый. Глаза его горели. Женщины, выбежавшие из дома, в ужасе отпрянули.

— Возрадуйтесь и возликуйте, братья! — закричал горбун, широко раскинув руки. — Я принес вам Благую Весть!