Проблема с миром - Джо Аберкромби

– Клянусь мертвыми, однако будет жаль, если придется возвращаться домой без боя!

Лео тоже улыбнулся и хлопнул его по кольчужному плечу:

– Ну, может быть, небольшой бой все же будет.

В воздухе загремели распоряжения, сапоги заплескались в прибое и захрустели по гальке, пляж закипел движением, когда инглийские воины посыпались на него с лодок. Над Лео развернули его знамя – перекрещенные молотки и над ними лев, – пробитое и порванное в многочисленных победоносных боях на Севере, но ни разу не отобранное врагом. Он улыбнулся и поднял голову, когда морской ветер захлопал и заплескал полотнищем. Все его сомнения рассеялись, сердце снова взыграло.

– Наконец-то, – тихо вымолвил он.

Молодой лейтенант, казалось, был готов расплакаться, когда Савин отказалась от экипажа – но это был далеко не первый раз, когда она заставляла мужчин плакать. Не было никаких шансов, что чертова колымага проберется сквозь хаос, царивший на пляже, и уж тем более через хаос, царивший при выходе с него, а она была исполнена решимости держаться поближе к Лео, чтобы ее мужа не постиг какой-нибудь роковой приступ безрассудства в ее отсутствие. Она настояла на том, что поедет верхом, и точка.

Потом начался дождь.

Сперва это была морось, усеявшая оружие капельками влаги, когда головные колонны инглийской армии двинулись через дюны. Потом, когда они уже отдалились от берега, припустил хороший ливень, превративший их гордые знамена в мокрые тряпки. И наконец, словно погода была фанатично предана королю Орсо, ливень стал потопом, наполнившим узкие дороги липкой черной глиной, через которую несчастные солдаты продирались к югу.

– Давай! – орал какой-то офицер группе солдат, тщетно пытавшихся вытащить застрявшую в топи повозку. Он воздел свой мокрый клинок, словно командуя в атаку, и люди еще раз навалились на облепленные грязью колеса, а над ними смыкались преждевременные сумерки надвигающейся бури.

Савин настолько привыкла доказывать, что нет ничего такого, чего бы она не смогла сделать, что редко задумывалась, а нет ли таких вещей, которые делать, в общем-то, и не следует. Верховые прогулки на последних месяцах беременности во главе военной кампании, увязшей в грязи из-за ужасной погоды, похоже, принадлежали к этой последней категории.

Мышцы ее бедер горели от усилий, одежда промокла насквозь и натирала кожу, руки настолько распухли, что у нее лопнула одна перчатка и она почти не чувствовала пальцами поводья. Из живота к глотке с каждым толчком поднимались едкие волны тошноты. Если она нагибалась вперед, прячась от дождя, то ее огромный бочкообразный живот был готов разорвать надсадно ноющие ребра. Если она выпрямлялась, то порывы ветра били ей прямо в лицо, а каждый шаг лошади пронзал поясницу острой болью. И помимо всего прочего, в любом из вообразимых положений, какие только можно придать беременному человеческому телу, непременно имелся пульсирующий фокус ее страданий – мочевой пузырь. Возможно, никто бы и не заметил, если бы она обмочилась; вряд ли она могла оказаться еще мокрее, чем уже была. Возможно, она и в самом деле обмочилась; возможно, каждый вдох выдавливал из нее агонизирующе-медленную струйку. Когда она только забеременела, это вызвало у нее нелепое чувство благодарности, что на несколько месяцев она будет избавлена от месячных. Теперь ей казалось, что она поменяла ежемесячные мучения на одно беспрерывное.

Словно для того, чтобы окончательно добить Савин, ее муж встречал разбушевавшуюся стихию широкой улыбкой, не обращая внимания на стекающие по лицу струи. Ничто не доставляло ему такой радости, как простые физические препятствия, с которыми можно мужественно бороться и героически преодолевать.

– Мы же не позволим какому-то дождику нас остановить! – проревел Лео, перекрикивая ветер.

Он хлопнул по спине ошарашенного посыльного, отправляя его на поиски других отрядов, вполне возможно, уже смытых обратно в море.

– Мы привыкли к северным штормам! – крикнул он расхристанной колонне инглийцев, вызвав среди них вялое оживление. – Миддерландская морось нам не помеха!

– Морось! – огрызнулась Савин через плечо, обращаясь к Зури. Она ужасно жалела, что не воспользовалась экипажем, когда была такая возможность.

– Бог послал потоп в наказание старому Сиппоту за его гордыню, – нараспев произнесла та. Она и сама вымокла вплоть до безупречной кожи, но встречала непогоду со своей обычной невозмутимостью. – Возможно, Он собирается проделать то же самое и с нами.

Горизонт озарился вспышкой, деревья черными когтями хлестнули по ослепительному небу. Мгновением позже небо треснуло от грома; одна из лошадей осадила назад, скинув помощника Лео головой в кусты. Кобыла под Савин тоже заиграла, опасливо шарахнулась вбок, и Савин принялась шептать ей в ухо, похлопывать по шее, поглаживать по животу. Она пыталась успокоить вздрагивающую лошадь, брыкающееся во чреве дитя и бушующую вокруг бурю, все одновременно, думая о том, кто бы, черт побери, успокоил ее саму?

Она дернулась, когда Антауп, шпоря коня, подлетел к ним сзади в облаке грязи.

– От Рикке по-прежнему никаких вестей? – рявкнул Лео.

– Никаких!

– Проклятье, что могло с ней приключиться?

– Если эта погода застигла ее корабли в море, она сейчас может быть где угодно.

– Может, уже и на дне, – мрачно хмыкнул Йин, оглядывая низвергающиеся небеса.

– Если дождь еще больше усилится, мы все окажемся на дне, – прорычала Савин, пытаясь отлепить от плеч промокшее платье, придавленное пропитанным водой плащом.

Они осторожно огибали по чавкающему периметру здоровенную лужу посреди дороги. Ее вполне можно было назвать озером, не боясь сильно преувеличить; с одного края, словно выброшенные на берег моряки, на перевернутой повозке сидели люди, а по исхлестанной дождем поверхности плавал всевозможный скарб; солдаты переправлялись вброд, подняв над головой оружие, или проламывались сквозь росшие по обе стороны кусты.

– Сюда!

Двигаясь вслед за проводником, они миновали жалостную кучку людей, укрывавшихся под куском мешковины, и выехали в темнеющее поле. Было приятно для разнообразия двигаться несколько быстрее скорости черепахи, пускай даже Савин не имела представления, куда они направляются. Потом она увидела мелькающие впереди огоньки и темные фигуры, движущиеся в полумраке.

– Конные! – прошипел Антауп, выдергивая из чехла копье.

По горстке офицеров прошла волна судорожного движения: люди, лязгая сталью, обнажали мечи, доставали из-за плеч щиты. В кобылу Савин врезалась другая лошадь, и она еле удержалась в седле, чуть не вывихнув себе руку. С колотящимся где-то в горле сердцем она смотрела в темноту, смертельной хваткой вцепившись в повод и положив другую ладонь на живот.