Над Самарой звонят колокола - Владимир Буртовой

– Пусть отоспятся, чтоб в сражении имели свежую голову и чтоб руки не дрожали от усталости, – распорядился Илья Федорович, отдавая приказание поручику Счепачеву.

В толпе собравшихся самарцев Илья Федорович заметил Данилу Рукавкина, подозвал к себе, обнял старого купца за плечи. Впалые под скулами щеки Данилы порозовели на морозе, серые глаза улыбались атаману и Кузьме Ахсаку. Данила поздравил атамана со славной пальбой и неожиданно предложил:

– Зашли бы вечерком поужинать, Илья Федорович! Всякое может случиться и с вами и со мной, а мы вдоволь и не наговорились. Право, заходите вместе с Кузьмой Петровичем.

– Всенепременно зайдем, ежели воинская команда не грянет на нас боем до той поры… Благодарствуем за радушное приглашение, – ответил Илья Федорович. Обрадованный Данила поспешил домой распорядиться об ужине.

Осмотрев еще раз противоположный берег и радуясь, что команда майора Муфеля все еще не подступила к Рождествену, коль Гаврила Пустоханов стоит там, Илья Арапов сказал Кузьме Петровичу:

– Надобно присыпать бревенчатую стену редута снегом, утрамбовать крепко, а потом облить водой, чтобы заледенело, а сверх льда присыпать горячей золой и всяким хламом.

Кузьма Петрович глянул на атамана, на волжский лед, смекнул и обрадованно хлопнул себя по бокам:

– Хитро придумал, Илья Федорович! Иначе немец издали приметит нашу пушечную позицию и обойдет стороной. А так, сойдясь с ним на льду, можем отступить к редуту и наведем солдат на орудийный огонь.

– Так и сделаем. Поле нами пристреляно, канониры зря ядра бросать не будут.

– Ты иди, Илья Федорович, тебя дела ждут, а на редуте я сам управлюсь.

– И еще, – добавил атаман, – накажи Семену Володимирцеву, чтоб все поселенцы с обеда вышли в дозор вокруг города. Ни одна живая душа не должна выскочить с недобрыми вестями встречь Муфелю! Довольно с нас и сержанта Стрекина.

– Вестимо, Илья Федорович, – согласился Кузьма Петрович, – не следует давать немцу вестей о наших приготовлениях. Знамо дело, кого только черт рогами под бока не пырял? На мясную кость и сорока падка. В одночасье Иуда может найтись средь здешних именитых людишек. Продаст и за один сребреник, не то что за тридцать.

Илья Арапов оставил орудийный редут и поспешил в комендантскую канцелярию – там по его зову ждали атамана лучшие магистратские и отставные офицеры, собранные для военного совета перед сражением.

2

– Проходите, ваши степенства. Государев походный атаман прибудет с минуты на минуту. – Сержант Зверев встретил самарских магистратских людей и отставных офицеров на нижней ступеньке крыльца, пригласил, а потом и сопроводил в горницу комендантской канцелярии.

Вошли и сели молча, поглядывая друг на друга. Говорить было не о чем – выговорились только что, собравшись в доме протопопа Андрея Иванова…

* * *

– Люди этой шерсти мне не по нутру! – едва войдя в теплую горницу протопопа Андрея, зло выкрикнул отставной казачий ротмистр Андрей Углицкий. С насупленными и всклокоченными бровями, с ястребиным высоким носом, он в тот момент весьма походил на разъяренного беркута, который только что закогтил добычу, а ее вырвали…

Петр Хопренин фыркнул в седые усы, платком вытер слезящийся левый глаз, не сдержался и съязвил:

– Вона, взошло солнышко с западного окоема, и разглядел наш Андрей Петрович, какова шерсть на людях, овладевших Самарой… А до сей поры из-за тьмы в глазах от страха великого лапал на ощупь, и не ведал – какова!

Тимофей Чабаев не мог спокойно сидеть на лавке, вскочил и пробежался скорыми шажками по горнице. Почти уперся грудью в Углицкого, словно именно он должен был задержать отставного офицера и не пустить его дальше от порога. Выкрикнул в лицо бывшему ротмистру:

– Как же! Когда хотелось, тогда и на уме вертелось! А теперь, когда повелением атамана есаул Жилкин стал брать из его двора коней и оружие, так уж и не хочется ему боле от государя Петра Федоровича ни земель, ни рыбных ловель беспошлинных! – Упитанное лицо Тимофея Чабаева побледнело от закипающей в нем злости. – Ротмистру жаль стало тех коней да оружия! А про шерсть… Что ж ты, Андрей Петрович, не осмелился ощупать атамана, когда братец твой Алексей, ныне вон так смирно сидящий в уголке, принимал ево в своем доме и отменно потчевал? По-другому тогда мнилось: где блины, тут и мы; где с маслом каша – тут и место наше! А чуть потужало – готовы расползтись, как слепые котята от кошки. Истинно говорят, что в народе, как в туче: в грозу все наружу выйдет! Вот и из вас страх и нелюбовь к государю поперла, будто прокисшее тесто из кади, никакой крышкой не удержать…

– Ну, будет тебе! Ишь, один ты у нас на всю Самару такой умный говорун сыскался, – подал голос из угла Алексей Углицкий, вступаясь за брата. – Говорить многие мастера, а вот дело делать некому.

– Эх вы, человеки двуликие! – Чабаев схватил с вешалки полушубок, шапку. – Что б ни порешили вы теперь, в канун сражения, а я от присяги государю не отрекусь! – отпихнул стоявшего в дверях Углицкого, брезгливо махнул на всех рукой и вышел, громко хлопнув наружной дверью.

Неловкое молчание нарушил протопоп Андрей.

– Сей раб божий не кочеток, а подраться любит, – сказал он, кивнув головой за окно, в которое виден был быстро уходивший к рынку Тимофей Чабаев. – Видит бог, с пеленок в нем бесово ребро играет.

На правах хозяина предложил всем угоститься скупо заваренным чаем, сам и разливал в чашки, ласково выпроводив напуганную протопопицу Феодосию Куприяновну к себе – не след бабе в мужские дела встревать: вылетит ненароком какое слово, сказанное вгорячах, да влетит в чужое ухо, а потом, глядишь, и голова чья-то с плеч покатилась – не болтай зазря в смутное время!

Гости обсели просторный стол, задули в чашки, поглядывая друг на друга выжидательно: кто еще выскажется про теперешних хозяев города и покажет свое расположение или нелюбовь к подступающим войскам императрицы Екатерины Алексеевны?

– Эко, надулись сычами, – буркнул купеческий староста Илья Бундов и повел бесцветными настороженными глазами по застолью. Крупная голова его взмокла от чая с медом. – На пустырь куда как смело все выбежали, хлеб-соль друг у друга из рук едва не рвали, споря, кому нести… Иные даже в пригород ездили встречать походного атамана, о большой чести помышляли! Воспоют про нас, родимые, как по тому Саввушке. Не запамятовали, думаю:

– Не время теперь зубоскалить. Не дуй в ушное, староста, нечаянно и себя супом забрызгаешь, – огрызнулся, прищурив раскосые глаза, Дмитрий Уключинов. – Что касаемо поездки в пригород, так не своей волей ездил – сами ж от всего самарского мира посылали. Скажи, бургомистр, тобою ведь послан был с барабанщиком Жилкиным?

– Вона Михайло Таганцев и был посылаем, да не поехал. И навстречу атаману не выходил со всеми, – съязвил Алексей Углицкий, не любивший суетливого Уключинова.