Нарисуй мою душу. Несказка о душе и человеке - Иван Владимирович Ельчанинов

не безразлично что-то в тебе.

–Насколько давно ты жил?

–Не так уж и давно.

Арлстау почему-то стало грустно от ответа.

–Не печалься! – подбодрил Данучи. – Ты сыграл лучшую из ролей в моей жизни и в моём последнем решении! Если бы не ты, я бы не сделал того, что сделал перед смертью. И это единственное, чем я могу гордиться…

–И каким будет конец? – еле борясь с любопытством, спросил Арлстау.

–Зачем знать заранее о том, что сам увидишь собственными глазами? Расскажу – не интересно будет! Или, того хуже – всё сделаешь не так!

Интриговал его Данучи, но интрига его с добрым умыслом.

–Я буду один в твоём последнем фрагменте или с Анастасией?

Арлстау посмотрел в сторону возлюбленной, Данучи повторил его взгляд и с теплом засмеялся его вопросу. Ответил за себя, а не за неё.

–Я пережил с Люмуа слишком много, чтобы позволить себе мысль – отдать своё сердце Анастасии. У тебя всё вышло иначе…

–Значит, она будет там? – спросил с надеждой.

–Лучше, проснись! – ответил Данучи, и на лице его очнулась грусть.

Арлстау оглянулся в сторону костра, и всё увидел – как мальчик с золотыми волосами отвлёк Анастасию, чтобы она не успела остановить.

«Мальчик поступил подло!», – воскликнул он, разозлившись. Обидно было за любимую. Не желает он, чтоб кто-то так с нею поступал!

Упал на песок, теряя сознание, и, молча, бесконечно благодарил Данучи за его откровенность. «Лишил глаза тумана! Отныне, сделав шаг, я буду знать, к чему он приведёт!»!

Чей-то звук разрезал перепонки, крик снаружи ищет берега, и он принадлежит Анастасии. Она сумела докричаться, и темнота отступила, и наступил свет....

***

«Чтобы о тебе не забывали, надо что-то делать! Жаль, что эта истина славится беспамятством. Блеснуть улыбкой или парой слов – недостаточно. Это не дело, это может каждый. Надо, хотя бы пытаться совершать что-то стоящее…

Как обойти своим смыслом любую философию? Как оставить не у дел всю психологию? Без нужды не справиться. Пока не загонит жизнь в угол, ты так ничего и не совершишь!

Я кое-что понял в своём даре, но ещё не всё. Как, хорошо, что всё сразу понять невозможно. Это позволяет с каждым шагом совершать большее. Беспредельность совершенства дарит нам шанс каждый прожитый день наслаждаться жизнью…».

Глаза открылись – над глазами стекло. «Нет, не то!», – подумал художник, посчитав, что, по-прежнему, спит.

Снова закрылись, снова открылись, зрачки пробежались по потолку, но всё то же стекло!

Дыхание было спокойным и ровным недолго. Голова повернулась влево, глаза заметили белые халаты, красные следы. Следами были их рабочие места.

Люди эти какие-то другие, есть в них что-то неродное, ненужное и далёкое. Художнику они не понравились сразу, как только голова повернулась, и в мозг ударила мысль, что проспал!

«Может быть, прошёл уже год или два, и, раз я здесь – у врага, значит, Анастасия проиграла!», – мысль безнадёжна, потому надо вспоминать, как творить. Взглянул на руки – на месте. «Жаль, что уже не нужны!».

«Они не заметили, что я проснулся, но нужно что-то делать…». Мысли подсказали много, но сделал то, что пришло в голову последним.

Всего лишь, вскочил на ноги, а у людей уже паника. Были не готовы к его пробуждению. Ещё бы, раз ещё не просыпался! «Я проснусь уже завтра, обязательно завтра проснусь, буду смелым я и аккуратным, если снова кому-то я здесь пригожусь – не вернусь послезавтра обратно…».

Их незнакомые лица говорили, что Анастасия уже умерла. Художник не знал почему, но именно это они говорили!

«Все мы посланы не теми дорогами, чтобы найти ту самую – хоть отброс ты, хоть выброс. Судя по мыслям этих людей, вышел из кадра я гордо! Они не знают, что у меня на душе, что у меня на уме! Они не знают, что, на самом деле, я, всего лишь, проиграл Данучи, солгав себе, что он это не я! Весь путь враг мой был невидим для меня, потому что я и был своим врагом! Во мне боролись двое, и каждый раунд не признавал ничью…».

Так и должны бороться – иначе, всё было бы слишком просто, а это предрекает сожаление в конце. Художники не воюют с миром, они ведут войну с самим собой. Бой вслепую. Мир победил, а художник ещё не проиграл. Возможно, это справедливо…

За один вздох нарисовал чью-то душу в своих мыслях, и стёкла, окружавшие его, исчезли. Сделал три шага вперёд – люди отступили настолько же.

Художник взглянул на них с удивлением, но с безразличием, и в голове вопрос: «И как мне с ними жить?!».

–С чего вы взяли, что я для вас опасен? – спросил художник, сделав ещё три шага вперёд.

Люди остановились и задумались. Боялись подойти, боялись выпустить и не решались, что-либо сказать.

–Ты легенда для нас! – наконец, ответила девчушка лет пятнадцати. – Ты первый художник, рисующий души, давший нам шанс на жизнь!

–Шанс? – переспросил он, не поверив в существование этого слова.

–Да.

–Вы уверенны, что это был именно шанс? – спросил он её родителей, что пытались прикрыть телами свою дочь.

Все застыли от его вопроса, а девочка ответила:

–Нам есть ради чего жить!

–Сколько я спал?

Никто не ответил. Все, словно проглотили языки – боялись стать тем, кто принесёт художнику гнев.

Глаза стали покорными, а головы склонились. Руки легонько сжались в кулаки, а на лице смирение. Не успел он подумать «Что это с ними?!», как громкий стук каблуков дал ответ их покорности, и на лице художника засияло счастье!

Да, именно оно засияло, ведь пришла она – его Анастасия. В душе взрыв, в голове ураган! «Вы не правы все, господа! Да и дамы, вы тоже не правы! Чертежи в голове не исправны, обесточены провода!» Она жива! Глаза каждого были не правы!

Слова между строк улетели, и их не поймать. Не зацепиться за солнце метелью. Взгляд по глазам, и друг друга уже не узнать.

Хотя, со стороны кому-то и покажется, что ничуть не изменились оба художника. «Надо ли ей демонстрировать, что я виноват перед ней? Нужно ли ей это сейчас?», – думал Арлстау, когда, молча, смотрел в её далёкие глаза.

Всё такая же она – красивая, невероятная, но уже другая!

На ней белый костюм, в котором нет женственности – в нём она похожа на солдата. Хоть идеально облегает, но далёк от её былого образа.

Глаза стали тёмными, волосы посветлели – теперь, русые они у