Крошка Доррит. Книга вторая - «Богатство» - Чарльз Диккенс

— Что это? Идем скорей! — воскликнула миссисКленнэм.

Они уже были в воротах. С криком ужаса КрошкаДоррит схватила свою спутницу за руку и удержала ее на месте.

На один короткий миг они увидели перед собойстарый дом, окна верхнего этажа, человека, курившего на подоконнике; потомснова раздался грохот, — и дом содрогнулся, вздыбился, треснул сразу впятидесяти местах, зашатался и рухнул. Оглушенные грохотом, ослепшие от пыли,кашляя, задыхаясь, они стояли как вкопанные и только прикрывали руками лицо. Тучапыли, заволокшая все кругом, в одном месте прорвалась, и мелькнул лоскутзвездного неба. Придя в себя, они стали звать на помощь, но тут большая дымоваятруба, которая одна еще высилась, словно башня среди бури, дрогнула,покачнулась и упала, рассыпавшись на сотни обломков, словно для того, чтобы ещекрепче придавить погребенного под развалинами негодяя.

Черные до неузнаваемости от пыли и сажи, они скриком и плачем бросились на улицу. Там миссис Кленнэм упала на каменные плиты,и больше уже до конца своих дней не пошевелила пальцем, не произнесла ниединого слова. Три с лишним года прожила она еще, прикованная к креслу наколесах, и выражение ее глаз, внимательно следивших за окружающими, показывало,что она все слышит и понимает; но суровое молчание, на которое она так долгосебя обрекала, стало теперь навсегда ее уделом, и только подвижность взгляда ислабые покачивания головы, означавшие «да» или «нет», выдавали в ней живоесущество.

Эффери, не застав их в тюрьме, пустилась вобратный путь, и еще на мосту заприметила издали две знакомые фигуры. Онаподоспела как раз вовремя, чтобы подхватить свою госпожу на руки, помоглаперенести ее в соседний дом и заняла при ней место сиделки, которого непокидала уже до самого конца. Тайна шорохов в доме разъяснилась: ЭФфери,подобно многим великим умам, правильно устанавливала факты, но делала из нихложные выводы.

Когда рассеялась пыльная туча и тихая летняяночь вступила в свои права, толпы любопытных запрудили все подходы к меступроисшествия. Сформировались отряды добровольцев, чтобы, сменяя друг друга,вести раскопки. Согласно молве, в доме в час катастрофы было сто человек —пятьдесят человек — пятнадцать — двое. Остановились на том, что было двое:иностранец и мистер Флинтвинч.

Раскопки шли всю короткую ночь при светегазовых рожков, и когда первые утренние лучи позолотили развалины, и когдасолнце стояло в вышине прямо над ними, и когда на закате протянулись от нихдлинные тени, и когда снова окутал их ночной сумрак. Рыли, копали, упорно, безостановки, день и ночь напролет, увозили кирпичи и обломки в тачках, втележках, на подводах; но лишь на вторую ночь натолкнулись на грязную кучутряпья — все, что осталось от иностранца, когда придавившая его балка вдребезгиразнесла ему череп. Но Флинтвинча пока не нашли и потому продолжали рыть икопать, упорно, без остановки, еще день и еще ночь.

Распространился слух, что в доме были обширныепогреба (это соответствовало истине) и что в минуту обвала Флинтвинч находилсяв одном из них — а может быть, успел туда схорониться, и теперь сидитживехонький под его крепкими оводами. Кто-то даже будто бы слышал, как из-подземли донесся слабый, сдавленный крик: «Я здесь!» На другом конце города былодаже известно, что с ним удалось установить сообщение по трубе и ему перекачалитаким способом суп и бренди, а он поблагодарил и с завидным присутствием духаприбавил: «Все в порядке, друзья, я цел, только ключица сломана!» Но так илииначе, раскопки продолжались до тех пор, пока не разрыли всю груду развалин ине разобрали все до последнего кирпича; откопали и погреба, но никаких следовФлинтвинча, живого или мертвого, целого или в кусках, не обнаружили.

И тогда мало-помалу выяснилось, что в моменткатастрофы Флинтвинча в доме не было, да и быть не могло, так как в это времяон бегал по городу, спешно реализуя все ценности, какие только можно было застоль короткий срок обратить в звонкую монету, и употребляя свои полномочияпредставителя фирмы исключительно в собственных интересах. Эффери, припомнивслова, которыми Флинтвинч заключил свою речь, сообразила, что именно это ипредстояло на следующий вечер узнать миссис Кленнэм: что ее компаньон захватилбольшую часть капиталов фирмы и был таков. Но она сохранила свои соображенияпри себе, радуясь тому, что, наконец, от него избавилась. Поскольку естественнобыло предположить, что кто не был погребен под развалинами, того из-под них ине выгребешь, работу решили прекратить и в недрах земли Флинтвинча неразыскивать.

Многие, правда, отнеслись к этому решениювесьма неодобрительно, будучи твердо убеждены, что Флинтвинч покоится где-то вглубинных пластах лондонской почвы. Этого убеждения не могли поколебать дажедошедшие впоследствии слухи о каком-то старике в сбитом на сторону галстуке,которого часто можно встретить на берегах гаагских каналов и в амстердамскихпитейных заведениях и о котором известно, что он англичанин, хоть голландцы изовут его мингер ван Флингевинге.

Артур по-прежнему лежал больной в Маршалси, амистер Рэгг по-прежнему не усматривал среди туч правосудия ни малейшегопроблеска надежды на его освобождение, и Панкса совсем замучила совесть. Еслибы не цифры, неопровержимо доказывавшие, что Артур должен был сейчас нетомиться в тюрьме, а разъезжать в собственном пароконном экипаже, сам же мистерПанкс — не прозябать на нищенском жалованье приказчика, а иметь от трех до пятитысяч фунтов капиталу, незадачливый вычислитель неминуемо слег бы в постель ипополнил собою число безыменных жертв, принесенных на алтарь величин покойногомистера Мердла. Черпая силу духа лишь в непогрешимости этих цифр, мистер Панксосложнял свое невеселое существование тем, что всегда таскал с собой в шляпесвои расчеты, и не только сам проверял их при каждом удобном случае, но и всехкругом упрашивал проверить и убедиться, насколько верное было дело. В ПодворьеКровоточащего Сердца не осталось ни одного сколько-нибудь солидного жильца,которого мистер Панкс не приобщил бы к этому занятию; а так как цифрыприлипчивы, то в Подворье началось нечто вроде поветрия арифметической кори,вредно отражавшегося на умственной деятельности заболевших.

Чем сильней одолевало мистера Панксабеспокойство, тем больше ему действовал на нервы Патриарх. При разговоре споследним в его фырканье стали слышаться раздраженные нотки, не сулившиеПатриарху ничего хорошего. И частенько мистер Панкс заглядывался на патриаршуюлысину с таким интересом, словно был живописцем, занятым поисками модели, илицирюльником, нуждающимся в болване для париков.