Рыбари и Виноградари - Михаил Харит

— Где я возьму нож? — спросила паломница, уже спокойно, словно сомнамбула.

— Купи в деревне, кухонный, для разделки мяса. Подойдёт любой, лишь бы пострашнее. Завтра на вечерней службе подойдёшь к настоятелю. Бог проведёт тебя, и братья монахи расступятся.

— Да. Конечно. Да…

На следующий день на вечерней службе Вадим стоял за креслом брата Роже, который обычно молился в правом пределе храма. Ждал. Мышцы шеи сводило от напряжения. Наконец, за спиной почувствовал движение и, обернувшись, увидел знакомое женское лицо. Как бы случайно посторонился, давая возможность «избраннице Божьей» подойти к старцу. Повернулся к Филиппу, заслоняя их собой, и тихо сказал:

— Сегодня хорошая служба. Господь среди нас.

— Конечно, — согласился брат Филипп.

В храме запели. Тысячи людей славили великую жертву Бога во имя любви к людям.

Всем телом Вадим ощущал трагедию, разыгрывающуюся рядом. Он ещё смотрел в глаза Филиппа, поймав его взгляд, как в силки, когда сзади послышались громкие голоса, перекрывающие звуки хора. Вадим обернулся. Женщина что-то исступлённо кричала брату Роже, показывая нож. Настоятель отшатнулся. Вадим усилием воли толкнул её руку к горлу старца, а затем так же мысленно качнул лёгкое тело Роже навстречу лезвию.

В церкви завизжали. Стоявшие рядом братья кинулись на женщину, та билась и кричала невнятные безумные фразы, размахивая окровавленным ножом. Её лицо изменилось, стало хищно-звериным. Она оказалась невероятно сильной, легко выскальзывала из чужих рук. С трудом преступницу обезоружили.

Вадим склонился и увидел, что из горла настоятеля течёт кровь, и показалось, что тот смотрит с благодарностью на любимого ученика. Однако через мгновенье ему стало понятно, что рана неглубокая, просто поверхностный порез.

— Жив! — закричал Вадим братьям, подхватывая настоятеля на руки. — Вынесу его отсюда. Вызывайте врача и полицию! — крикнул, уже двигаясь сквозь расступавшихся людей.

Он легко нёс невесомое тело старца. Перед ним бежал Филипп, расталкивая толпу. Скоро оказались в келье Роже. Положив настоятеля на постель, Вадим повернулся к товарищу:

— Принеси воды, бинты и чистые салфетки.

Тот выскочил из кельи.

На несколько секунд Вадим оказался наедине с настоятелем. Он наклонился над лицом монаха и, целуя того, достал обычный нож, взятый накануне в монастырской кухне и на всякий случай предусмотрительно спрятанный в сутане. В темноте на окровавленной старческой шее было трудно найти уже существующую линию пореза, но был уверен, что Бог поможет ему сделать это. Затем мгновенно перерезал шейное сухожилие и трахею. И увидел последний взгляд брата Роже: там было удивление, непонимание и даже прощение. Но там не было благодарности… Глаза Роже застыли, теперь уже навсегда.

В этот момент в келью вошли несколько братьев. Вадим отпрянул, пряча нож в недрах сутаны. Он последний раз взглянул в мёртвое лицо старца и вышел из кельи.

Следствие шло долго. В своих показаниях обвиняемая утверждала, что пришла только предупредить Роже о масонском заговоре, а тот словно упал на нож сам. Она исступлённо талдычила эти слова с пустым отчаянием в глазах. И тем, кто это слушал, становилось жутко. Через год дело закрыли. Следователей устраивала версия об убийстве святого безумной фанатичкой.

После произошедших страшных событий популярность монастыря резко возросла. Смерть настоятеля была яркой, апостольской, и многие заговорили о необходимости причисления брата Роже к лику святых.

Убийство сидело в Вадиме жгучей жалящей точкой, словно первая искра среди холодных углей, положенных в печь. Только дунь — и невзрачная чёрно-серая масса превратится в геенну огненную. Но он знал, что поступил правильно. Даже если святой старец в последний момент и дал слабину. Плоть слаба, силён лишь Дух. Даже Иисус перед смертью устрашился.

Как-то в его келью пришёл Филипп. Сел, сжав в замок сильные руки. Костяшки побелели. Взглянув на мрачное лицо друга, Вадим понял: что-то пошло не так.

— Я бы хотел задать тебе несколько вопросов, — пряча глаза, сказал тот. — Ты не знаешь, как та женщина могла пройти к креслу брата Роже так, что никто из наших не заметил?

— Сам всё время думаю об этом, — ответил Вадим.

— На допросе она утверждала, что Ангел Господень поручил ей предупредить брата Роже о готовящемся убийстве. И что она не убивала настоятеля, а лишь показала нож, пытаясь убедить в реальности заговора.

— Сумасшедшая.

— Врачи не признали её ненормальной, — заметил Филипп. — Тут есть ещё одна странность. Полицейская экспертиза обнаружила второй разрез, сделанный через некоторое время после первого. Именно он был смертельным. Они посчитали, что безумная умудрилась ударить второй раз.

— Так в чём вопрос? — удивился Вадим.

— Следователь сказал мне, что брат Роже умер не в зале храма, а позже. И второй разрез был сильный и профессиональный. Следователь ещё удивлялся, как слабая женщина могла сделать такое, — говорил Филипп.

Вадим понял, что Бог подвёл его, и в темноте он не попал в первую рану.

— Состояние аффекта добавляет силы.

Филипп поднял голубые глаза. Сейчас они не казались добрыми.

— Если предположить невероятное, что у неё был сообщник, нанесший второй удар, то один на один с братом Роже оставался только ты.

— Интересная версия. Тебе надо было поделиться этими соображениями с полицией.

— Понимаю твою иронию. Сейчас уже ничего не докажешь, и я не хочу бросать тень на монастырь.

Вадим молчал.

Тогда заговорил Филипп. Его обычно спокойный голос дрожал, то ли от ярости, то ли от бессилия:

— Не думаю, что Иуда был любимым учеником Христа. Обычный предатель. И я хочу, чтобы ты собрался и сегодня покинул нас.

Вадиму было жалко бывшего друга. В своей простой душе тот не понимал, как сложен этот мир, и что тайна добра и зла лежит на дне глубокого и мрачного колодца под толщей тёмной холодной воды. И бесполезно простому человеку пытаться туда добраться.

— Я уеду, но хочу рассказать тебе притчу:

«Умер праведник и предстал пред очами Господа. И спросил Бог:

— Расскажи, что хорошего сделал ты в жизни.

Возликовал праведник, что может дать он честный ответ, и молвил:

— Регулярно ходил в церковь, молился, постился, — перечислял он свои праведные дела.

— Я понимаю, — перебил его Бог, — но что ты сделал хорошего?»

Вадим замолчал. Молчал и Филипп, потом, не проронив ни слова, вышел, хлопнув дверью. Штукатурка посыпалась мелкой белёсой пылью.

В этот день Вадим уехал.

Спящий в роскошной постели президентского номера Вадим беспокойно шевельнулся. Тело покрылось вязкой испариной, подушка промокла от горячего пота, но проснуться не удавалось. Сон уверенно пересёк черту, отделяющую только что законченную лирическую часть от фазы грядущего ночного кошмара. В страшных закоулках сна готовились к выходу, толкая друг друга локтями, Фредди Крюгер, Кинг-Конг, Волан де Морт и какой-то незнакомый паренёк с доброй улыбкой, державший на плече электрическую пилу. Но, как всегда, загадочный режиссёр сновидений приготовил свою версию.