«Священные войны» Византии - Алексей Величко

Прожив некоторое время в Фессалониках, царь переехал в Афины, а оттуда в 663 г. – в Тарент. Узав, что у лангобардов началась междоусобная война между двумя сыновьями покойного короля Ариперта I (653—661) Годипертом (661—662) и Бертари (661—662), Констант решительно начал войну, надеясь вытеснить германцев из Италии. Выступив из Тарента на Север, он начал занимать города один за другим почти без сопротивления. С ним было довольно большое войско, составленное в подавляющей части из армян[880].

Но твердыня лангобардов – крепость Беневента выдержала осаду византийцев. Ввиду приближающихся крупных сил германцев во главе с новым Лангобардским королем Гримоальдом (662—671) Констант II снял осаду и отступил в Неаполь. А оставленный им арьергард в количестве 20 тысяч воинов потерпел поражение от лангобардов у местечка Форино. Убедившись, что вернуть потерянные территории не удастся, император вынужденно заключил мирный договор с Гримоальдом. Нельзя, конечно, сказать, что эта операция имела положительные последствия: воспользовавшись тем, что византийцы первыми нарушили прежние договоренности, лангобарды начали устраивать набеги на территорию Равеннского экзархата, захватив, в частности, город Форли[881].

Затем император последовал в Рим. Это было великое и великолепное событие, тем более яркое, что уже несколько столетий Римские императоры не имели возможности побывать в городе славы своих предков. Римский папа Виталиан (657—672) с народом вышли за несколько километров от города встречать царя и сопровождали его въезд в древнюю столицу Империи[882].

5 июля 663 г. император Констант II вступил на улицы Рима. В силу вполне объяснимых личных причин царь обставил свое посещение Рима как паломничество, часто бывая в храмах и присутствуя при богослужениях. Но уже через 12 дней царь расстался с Вечным городом, чтобы никогда более уже его не увидеть. Он направился к Неаполю и, простившись там с Римским папой, перебрался на Сицилию, которая ему настолько понравилась, что он даже решил основать в Сиракузах новую столицу государства. Тут же ушел запрос в Константинополь с требованием переправить царскую семью и двор на остров, но на этот раз царя ждал резкий и категоричный отказ[883].

Находясь на Сицилии, император деятельно воевал с арабами, делавшими набеги на остров. Но когда сам попытался организовать против них поход из Гидрунта (Отранто), то потерпел сокрушительное поражение. Эта неудача вызвала жестокую и гневную реакцию императора, который стал казнить и наказывать многих доверенных лиц из ближнего окружения. И нет ничего удивительного в том, что вскоре, 15 июля 668 г., наступила трагедия. Некий Андрей, служивший при дворе, сын заслуженного сановника Троила, утопил императора в ванной комнате, ударив того по голове и накрыв затем деревянной умывальной чашей[884].

Так закончилось 27‑летнее царствование Константа II, «сурового, страстного и неутомимого деятеля, редко выпускавшего меч из руки», сумевшего при всех неудачах и ошибках несколько восстановить положение дел в Римской империи, катастрофическое в начале его императорства[885].

Так исторически сложилось, что одной из внешних особенностей династии Ираклидов явилось занятие царского престола очередным наследником в юном возрасте. За исключением самого Ираклия Великого, его дети, внуки, правнуки умирали молодыми и оставляли свой престол преемникам, также не достигшим к тому времени дееспособного возраста. Аналогичная картина получилась и на этот раз.

После гибели Константа II остались три его сына – все венчанные на царство как соправители. Но для того, чтобы царский трон стал для них явью, необходимо было в первую очередь решить вопрос с узурпатором престола. Дело в том, что римское войско, расположенное в Сицилии, решило провозгласить императором одного из своих командиров, некоего Мизизия. Хотя сам Мизизий, отличавшийся красотой, силой и недюжинной храбростью, не стремился к узурпаторству, его фактически принудили к принятию незаконного для него царского сана. Более полугода длился мятеж, на устранение которого выступили византийские войска под руководством экзархов Италии и Африки.

Большую помощь имперской армии в подавлении бунта (хотя, очевидно, моральную, а не силовую) оказал Римский папа Виталиан, что не было забыто впоследствии благодарным сыном Константа II. Мизизия схватили, казнили, и голова его по страшному обыкновению того времени была отослана в Константинополь. Вместе с ним пострадали и те сановники, которые поддержали узурпатора. В числе казненных оказался и патриций Юстиниан, сын которого Герман, оскопленный за дела отца, впоследствии станет Константинопольским патриархом[886].

В общем, когда новый царь св. Константин IV прибыл в Сицилию, чтобы восстановить порядок и законность, бунт был уже подавлен. С путешествием св. Константина IV связано и его прозвище, очень распространенное в народе. Уплывая в Италию безусым юнцом, он вернулся с большой бородой, за что был прозван «Погонатом».

Это был, как уже говорилось, совсем молодой человек. Он расстался с отцом перед отъездом того на Запад, когда ему самому исполнилось всего 9 лет. По-видимому, в это время его мать еще была жива, но при дворе правила не она, а два фаворита – евнух Андрей и патриций Феодор, этнический армянин из Каппадокии. Именно они за отсутствием царя, которого мало интересовали дела на Востоке, управляли Римским государством, причем, как можно судить, не самым худшим образом.

Когда в столицу пришла весть о смерти императора Константа II, св. Константин IV не стал мешкать и немедленно принял консульство, подчеркнув тем самым, что отныне он самостоятельно правит Римским государством. Пожалуй, уже в этом возрасте проявилась столь обычная для Ираклидов властность и честолюбие, иногда заводившие их далеко. Тем не менее бывшие фавориты остались при св. Константине IV в качестве его близких помощников и доверенных людей, которым царь начал поручать самые ответственные дела.

Хотя отец венчал на царство всех трех сыновей, св. Константин Погонат проявил желание в скором времени избавиться от братьев и стать единовластным правителем Римской империи. Это стремление, систематически проявлявшееся в его поступках, не осталось незамеченным для окружающих, в первую очередь для войска, которое по сложившейся традиции ежегодно приносило клятвы на верность царю. Первоначально в официальных документах значились имена всех трех царей. Но когда вместо привычного «благочестивейшего Константина, богопоставленного великого государя, постоянного августа и самодержца и богохранимых братьев его Ираклия и Тиверия» в клятвенной грамоте оказалось имя одного Константина, войско заволновалось.