Вельяминовы. За горизонт. Книга 4 - Нелли Шульман

напротив входа в Café de Paris. Рукописная табличка гласила:

– Экскурсия на английском языке. Сладкая жизнь Рима. В стоимость входит один напиток…  – парнишка на скутере звенел монетами:

– Группа отправляется через пять минут. Присоединяйтесь, дамы и господа! Только у нас, все секреты вечного города! Завтра особый тур в собор святого Петра, с посещением мессы. После обеда визит в Колизей и на римский Форум…  – рядом со скутером, в жестяной лохани с тепловатой водой плавали бутылки «Сан-Пеллегрино».

Зазвенели льдинки в запотевшем серебряном ведерке для шампанского. Фотограф в вестибюле отеля «Эксцельсиор» крикнул:

– Ева, отлично! Теперь подними бокал…  – часть прохладного, затененного пальмами холла отгородили отельными барьерами. Портье извинялся перед гостями:

– У нас идет съемка для итальянского Vogue…  – он указывал на афишу «Сладкой жизни» с автографом режиссера, – отель популярен у кинематографистов, в модных журналах…

За барьером болтались независимые, как их называли в Риме, папарацци, ребята в потертых джинсах, с мощными камерами через плечо. Vogue посылал на съемки охранников, здоровых парней в темных костюмах, жующих американскую жвачку. Нечего было и думать о том, чтобы снять Еву, помешав журнальному фотографу. Папарацци надеялись на несколько кадров после рабочего дня модели.

Темные волосы девушки струились по изящной спине, серо-голубые глаза мерцали на смуглом от тропического загара лице. Она стучала шпильками по мраморным плитам пола, изгибалась, уперев руку в талию. Девушка безучастно смотрела мимо камеры, в сторону неприметного угла, где за чашкой кофе беседовало двое мужчин:

– Это Боргезе, – поняла Ева, – Черный Князь, как его называли во время войны…  – фотографии Боргезе она видела в досье тети Марты, – но мерзавец всем известен. Он отсидел номинальный срок и ни от кого не прячется…  – спутнику Боргезе по виду шел пятый десяток:

– Судя по одежде, какой-то адвокат или делец, – подумала девушка, – надо запомнить его, описать Иосифу…  – звонок раздался в ее номере в «Эксцельсиоре» вчера вечером:

– Я знаю, что ты только прилетела, – Ева слушала знакомый голос, – я сейчас в Риме, надо встретиться…  – девушка подула на свежий маникюр:

– В Конго я о таком забываю, – усмехнулась Ева, – в джунглях длинные ногти ни к чему…  – она пыхнула дымом сигареты:

– Надо, – согласилась девушка, – я привезла тебе и Шмуэлю подарки от Маргариты…  – Ева не видела младшего близнеца Кардозо со времен давнего визита в Израиль, еще подростком:

– Шмуэль тогда служил в армии, – вспомнила Ева, – потом погибла тетя Эстер, он стал учиться на священника, получил сан…  – девушка холодно сказала:

– Приходи в «Эксцельсиор», выпьем кофе…  – она помолчала, – но больше ни на что не рассчитывай…

Иосиф забрасывал ее письмами. Конверты приходили на нью-йоркский адрес семьи Горовиц и в госпиталь в Леопольдвиле, где Ева работала на каникулах:

– Я тебе объяснила, – добавила девушка, – случившееся в Марокко было развлечением. Я двинулась дальше, как говорится, и советую тебе сделать то же самое…  – Ева запоминала черты лица спутника Черного Князя:

– Никуда я не двинулась…  – эпизод, как о нем думала Ева, в Марокко, остался ее единственным опытом, – но для меня такое неважно. Надо заниматься работой, как Маргарита, а не размениваться на ерунду…  – она чувствовала на себе жадные взгляды папарацци:

– Ева, – позвал кто-то из парней, – как ты прокомментируешь смерть Мерлин Монро…  – вчерашние американские газеты вышли с кричащими заголовками:

– Мерлин Монро найдена мертвой в Лос-Анжелесе. Звезда приняла большую дозу снотворного…  – Ева немедленно набрала по автоматической связи Нью-Йорк:

– Хана должна быть в городе, она дружила с Мерлин…  – тетя Дебора сказала, что кузина уехала на океанское побережье:

– Она оставила телефон, – доктор Горовиц зашуршала бумажками, – где-то в Бостоне, то есть под Бостоном…  – Дебора добавила:

– Дома все в порядке, дети в лагере, в горах Кэтскилс. Аарон пишет, что у него все без изменений…  – на второй номер Еве пришлось звонить несколько раз. Она предполагала, что Дате спит:

– Она предпочитает работать над ролью по ночам. Она заканчивает на рассвете и валится в постель, как подстреленная. Однако сейчас в Америке вечер…  – кузина ответила ближе к полуночи. Томный, хрипловатый голос, казалась, щекотал Еве ухо:

– Она так звучит, когда она дома, в семье, – хмыкнула Ева, – отдых пошел ей на пользу…  – Хана весело сказала:

– Я выходила на лодке в залив. Здесь столько солнца, словно я в твоей любимой Африке. Я сижу под тентом, но все равно немного загорела…  – услышав о смерти Монро, кузина помолчала:

– Здесь нет газет, телевизора и даже радио. Я…  – она оборвала себя, – я поговорю с…

Щелкал фотоаппарат, Ева вспомнила:

– Она так и не сказала, с кем поговорит…  – она коротко бросила через плечо: «Без комментариев». Фотограф опустил камеру:

– Очень хорошо, – девица в узких брюках, в легкомысленной блузке, подскочила к Еве с чемоданчиком косметики, – остались вечерние наряды и мы закончим…  – девушка закатила глаза:

– Опять тюрбаны…  – фотограф развел руками:

– Сен-Лоран показал весной костюм с тюрбаном и все сошли с ума…  – на локоны Евы пристроили тюрбан, отороченный кружевом:

– Хоть сейчас на аудиенцию к папе…  – одобрительно сказал фотограф. Девица взялась за холщовую занавеску, Ева хихикнула:

– Не в этом платье, Витторио…  – шелк облегал фигуру, едва поднимаясь на почти несуществующей груди. Вырез заканчивался где-то на талии:

– Иначе кардиналам придется опять собирать конклав, – девица выдула пузырь жвачки, – его святейшество не перенесет такой встречи…  – краем глаза Ева увидела в большом окне, выходящем на Виа Венето, знакомую фигуру:

– В костюме пришел, – удивилась девушка, – обычно он костюм не носит. Но все равно ему придется подождать…  – штору отдернули. Парни за барьерами умоляюще закричали:

– Витторио, один кадр! Витторио, не жадничай, ты начинал на нашем месте…

Охранники со значением повели плечами, фотограф вскинул камеру. Черный шелк струился по телу, покачивался тюль на тюрбане. Вскинув острый подбородок, Ева независимо пошла вперед, цокая высокими каблуками.

Шмуэль считал затею чистой воды авантюрой, о чем он и сказал брату за скромным завтраком на монастырской кухне.

Капитан Кардозо снял по французским документам номер в дешевом пансионе неподалеку от обители. Шмуэль, хоть и был иезуитом, но обретался под крылом траппистов, в аббатстве Тре Фонтане.

Он варил кофе на закопченной плитке. Вытянув длинные, загорелые до черноты ноги, в шортах хаки, Иосиф восседал на каменном подоконнике. Старший брат ухитрялся одновременно курить и щелкать хорошо знакомые Шмуэлю соленые тыквенные семечки.

Иосиф никогда не появлялся в Риме с пустыми руками. Он привозил младшему брату пакеты семечек с рынка Кармель, остро пахнущий заатар, приправу из горных трав. Отец Кардозо получал лучшую арабскую тхину, банки со жгучим йеменским жугом и сочные фиолетовые оливки:

– У вас не оливки, а какое-то…  – капитан Кардозо не стеснялся в выражениях, – хваленые сицилийцы только портят продукт…  – Шмуэлю доставались домашнее оливковое масло в бутылке зеленого стекла и овечий сыр из Кирьят Анавим:

– Сыр свежий, пакет я забрал у мадам Симоны перед отъездом…  – Иосиф вытащил из саквояжа свернутый в трубку армянский лаваш, – спасибо Эль-Аль, за три часа полета зелень не завяла…  – брат протащил через границу даже баклажаны:

– Побалуешь меня своей икрой, – велел он Шмуэлю, – там, куда я направляюсь, кроме козлятины и проса, больше ничего не дождешься…

Иосиф, разумеется, не мог ничего сказать брату о цели поездки. Он ловко плюнул шкурками семечек в блестящий скутер отца Кардозо. Веспу цвета голубиного крыла, с сиденьем кремовой кожи, прислонили к стене трапезной. Ласточки, вьющиеся над черепичной крышей аббатства, щебетали в яростном солнце.

– Там будет еще жарче…  – Иосиф стер пот со лба, – опять я возвращаюсь в Африку…

Тетя Марта, Каракаль, в июле посетила Израиль. Официально считалось, что тетя приехала проводить Фриду в армию. Сестра пока заканчивала курс молодого бойца:

– Эмиль