Савитри. Легенда и символ - Шри Ауробиндо
Шрифт:
Интервал:
Под голубым смехом небес, среди зеленых деревьев
И счастливых расточительств оттенков и запахов,
В поле променада солнца златого
И в бодрствовании света-грезы звезд,
Среди высоких голов гор медитирующих,
На груди чувственной целуемой дождем земли
И в сапфирном беспорядке морей.
Но сейчас первобытная невинность утеряна,
Смертным миром правят Смерть и Неведение,
И лик Природы носит более серый оттенок.
Земля еще сохраняет свое очарование и грацию,
Великолепие и красота — ее до сих пор,
Но скрыт божественный Житель.
Души людей заблудились, Свет потеряв,
И великая Мать отвернула свой лик.
Глаза созидающего Блаженства закрыты,
И касание горя нашло его в его грезах.
Тогда оно поворачивается и мечется на своей кровати Пустоты,
Ибо не может проснуться и себя отыскать,
И не может снова построить свою совершенную форму,
Забыв свою природу и свое положение,
Забыв свой инстинкт счастья,
Забыв создавать мир радости,
Оно плачет и делает глаза своих созданий плачущими;
Пробуя лезвием страдания детей своих грудь,
Оно расточает на тщетную пустыню надежды и труда жизни
Мучительное изобилие горя и слез.
В кошмарной смене его полусознательных снов,
Пытающее себя и пытающее своими касаниями,
Оно входит в наши сердца и тела, и в наши жизни,
Неся безжалостную, свирепую маску страдания.
Наша природа, скрученная тяжелыми родами,
Возвращает искаженные ответы на вопрошающие толчки жизни,
Находит острый вкус в мировой боли,
Пьет жгучее вино извращенности горя.
Проклятие лежит на чистой радости жизни:
Восторг, сладчайший знак Бога и близнец Красноты,
Устрашенный святым домогающимся и мудрецом строгим,
Спрятался; опасный и туманный обман,
Благовидный трюк адской Силы
Искушает душу причинить себе вред, пасть.
Бог-пуританин сделал удовольствие фруктом отравленным
Или красным наркотиком на базарной площади Смерти,
Грех — ребенком экстаза Природы.
Каждое создание за счастьем охотится,
Покупает за острую боль или вырывает насильно
У тупой груди неодушевленной земли
Некий фрагмент или отломанную скорлупку блаженства.
Даже радость сама становится глотком ядовитым;
Ее голод сделан Судьбы ужасным крючком.
Все средства хороши, чтобы схватить единственный луч,
Вечность приносится в жертву за миг блаженства:
И все же, для радости, не для горя, земля была создана,
Не как греза в бесконечном страдающем Времени.
Хотя для своего восторга Бог сделал мир,
Невежественная Сила приняла поручение и его Волей казалась
И Смерти глубокая фальшь Жизнь подчинила.
Все стало игрой Случая, Судьбу имитирующего.
Тайным воздухом чистого счастья,
Глубоким, как сапфирное небо, дышит наш дух;
Наши сердца и тела его зов ощущают неясный,
Наши чувства ищут его, касаются и снова теряют.
Если это убрать, мир в Пустоте б утонул;
Если б этого не было, ничто не смогло б жить или двигаться.
Скрытое Блаженство лежит в корне вещей.
Безмолвный Восторг смотрит на работы бессчетные Времени:
Чтоб поселить радость Бога в вещах, Пространство дало широкую комнату,
Чтоб поселить радость Бога в себе, были рождены наши души.
Эта вселенная старое очарование хранит;
Ее объекты — резные чаши Мирового Восторга,
Чье вино очарованное — некой глубокой души напиток-восторг:
Своими грезами заполнил небеса Всечудесный,
Он сделал пустой старый Космос своим чудо-домом;
Он влил свой дух в знаки Материи:
Его огни великолепия горят в солнце великом,
Он скользит через небо, мерцая в луне;
Он — красота, поющая гимн в сферах звука,
Он распевает строфы од Ветра;
Он — тишина, ночью глядящая в звездах;
Он просыпается на рассвете и зовет с каждой ветки,
Он лежит, оглушенный, в камне, в цветке и в дереве грезит.
Даже в этом труде и печали Неведения,
На твердой, опасной почве суровой земли,
Вопреки смерти и злым обстоятельствам,
Воля к жизни упорствует, радость быть.
Эта радость — во всем, что чувство встречает,
Радость во всяком переживании души,
Радость во зле и радость в добре,
Радость в добродетели и радость в грехе:
Равнодушная к угрозе закона Кармического,
Радость смеет расти на почве запретной,
Ее сок бежит сквозь растения и цветы Боли:
Она трепещет с драмой судьбы и трагическим роком,
Она вырывает свою пищу у экстаза и горя,
На опасности и трудности растит свою силу,
Она валяется с червем и рептилией
И поднимает голову, равная звездам;
Она разделяет танец феи, обедает с гномом:
В свете и зное многих солнц она греется,
Солнце Прекрасного и солнце Силы
Ласкают ее и лелеют золотыми лучами;
Она растет к Титану и Богу.
На земле она медлит, чтобы досыта напоить свои глубину,
Через символы ее удовольствия и ее боли,
Через виноград Небес и Пучины цветы,
Удары пламени и муку-ремесло Ада,
И славы Парадиза фрагменты неясные.
В мелких, ничтожных удовольствиях человеческой жизни,
В его пустяковых страстях и радостях она вкус находит,
Вкус в слезах и в пытке сердца разорванного,
В короне из золота и в терновом венце,
В нектаре сладости жизни и в ее горьком вине.
Все бытие она изучает для блаженства неведомого,
Зондирует всякое переживание ради вещей новых и странных.
Жизнь вносит в дни земного создания
Язык славы из сферы более светлой:
Она углубляется в его Искусстве и размышлениях,
Она вылетает в великолепии некоего совершенного слова,
Она ликует в его высоких решениях и делах благородных,
В его ошибках блуждает, пучины край пробует,
Она взбирается в его восхождениях, в его падении барахтается.
Ангельские и демонические невесты его делят покои,
Владельцы сердца жизни или соперники.
Наслаждающемуся космической сценой
Его величие и его малость равны,
Его великодушие и низкие оттенки
На некий нейтральный задний фон богов брошены:
Он восхищается искусством Артиста, который все это спланировал,
Но игру эту опасную не вечно поддерживает:
За пределами земли, но для освобожденной земли предназначенные,
Мудрость и радость готовят свой совершенный венец:
Истина сверхчеловеческая к мыслящему человеку взывает.
Наконец, душа поворачивается к вечным вещам,
В каждой часовне она кричит об объятиях Бога.
Тогда там коронующая Мистерия разыгрывается,
Тогда достигается долгожданное чудо.
Свои широкие небесные глаза Блаженство бессмертное
Раскрывает на звезды, оно движет свои могучие члены;
Время трепещет в сапфических строфах его песни любовной,
И Пространство наполняется белым блаженством.
Затем, оставляя человеческое сердце на его горе,
Покидая речь и царства определения-имени,
Сквозь мерцающее, далеко взор пропускающее небо бессловесной мысли,
Сквозь нагие от мыслей свободные небеса абсолютного зрения,
Оно поднимается к вершинам, где нерожденная Идея,
Помнящая будущее, что должно быть,
Смотрит вниз на работы трудящейся Силы,
Незыблемая, над миром, ей сделанным.
В обширном золотом смехе солнца Истины,
Как великая небесная птица на море бездвижном,
Уравновешено его окрыленное рвение созидательной радости
На
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!