Савитри. Легенда и символ - Шри Ауробиндо
Шрифт:
Интервал:
Предпочтя радость земную! Себя требуй
И еще от себя и его грубых масок свободно живи.
Тогда я дам тебе все, чего душа твоя хочет,
Все краткие радости, что земля хранит для смертных сердец.
Лишь одно ценнейшее желание, которое все перевешивает,
Суровые запрещают законы и твой ироничный удел.
Моя воля, что однажды работала, остается неизменной во Времени,
И Сатьяван никогда снова твоим быть не сможет".
Но Савитри ответила Силе неясной:
"Если глаза Тьмы могут смотреть прямо на Истину,
Взгляни на мое сердце и, зная, что есть я,
Делай что хочешь иль можешь, о Смерть.
Ничего не возьму, одного Сатьявана".
Воцарилось молчание, словно судеб колеблющихся".
Как презрительно спокойный, уступающий точке,
Смерть склонила свою суверенную голову в холодном согласии:
"Я дам тебе, спасенной от смерти и горькой судьбы,
Все, что когда-то живой Сатьяван
Желал в сердце своем для Савитри.
Светлые полдни даю я тебе и рассветы спокойные,
Дочерей, подобных тебе сердцем и разумом,
Сыновей, светлых героев, и спокойную сладость
Единства с дорогим, верным мужем.
И ты соберешь в свой радостный дом,
Счастье вечеров, тебя обступивших.
Любовь свяжет тобою много сердец.
Сладость ты в своих днях повстречаешь
Нежной службы, что твоей жизни желанна,
И любящего царствования над всеми, кто тебе дорог.
Два полюса блаженства, ставших одним, о Савитри.
Вернись, о дитя, на землю, тобою покинутую".
Но Савитри ответила: "Твои дары отвергаю.
Земля не может цвести, если одна я вернусь".
Тогда Смерть шлет вперед свой рассерженный крик,
Как бранит лев свою ускользающую жертву:
"Что знаешь ты о земном богатстве и жизни меняющейся,
Полагая, что раз один мертв, то вся радость исчезнет?
Нет надежды несчастливым быть, пока не конец:
Ибо скоро умирает горе в усталом человеческом сердце,
Скоро гости другие наполняют пустые покои.
Скоротечной росписью на полу праздника.
Нарисованной для мига красоты, любовь была сделана.
Или, путник на вечном пути,
Ее объекты в ее объятиях постоянно меняются,
Как для пловца волны бесконечных морей".
Но Савитри ответила неясному Богу:
"Мне обратно отдай Сатьявана, моего Господина единственного.
Моей душе твои мысли пусты, она ощущает
Глубокую, вечную истину в существах скоротечных".
Смерть: "Вернись и испытай свою душу!
Скоро найдешь, как и все успокоенная,
На щедрой земле красоту, силу и истину,
А когда ты наполовину забудешь, один из людей
Обовьется вокруг твоего сердца, что нуждается
В каком-нибудь человеческом, отвечающем сердце на груди у тебя,
Ибо кто, существо смертное, может жить довольно один?
Затем в прошлое ускользнет Сатьяван,
Уйдет от тебя тихая память
Из-за новой любви и твоих детей мягких рук,
Пока не удивишься, любила ль вообще ты?
Такова жизнь, земли тяжкий задуманный труд,
Постоянный поток, что не бывает никогда прежним".
Но Савитри ответила Смерти могучей:
"О темный, ироничный труда Бога критик,
Ты дразнишь ум и тела спотыкающиеся поиски
Того, что сердце вмещает в пророческий час
И бессмертный дух делает собственным.
Мое есть сердце, что поклоняется, хотя и покинутое,
Образу им любимого бога;
Я сгорела в огне, чтобы шагам его следовать.
Разве мы — не те, кто уединенность широкую носит,
Наедине с Богом на горах сидящую?
Почему ты со мной тщетно борешься, Смерть,
Разум, избавленный от всех мыслей неясных,
Которому ясны секреты богов?
Ибо сейчас, наконец, я знаю вне всяких сомнений,
Что великие звезды горят моим непрестанным огнем
И что жизнь и смерть, обе, его топливом сделаны.
Жизнь была лишь моею слепою попыткой любить:
Земля мою борьбу видела, небо — победу;
Все будет достигнуто, превзойдено, там поцелуются,
Сбрасывая свои покрова перед свадебным пламенем,
Вечные жених и невеста.
Небеса, наконец, примут наши полеты прерывистые.
На носу судна жизни, что волны Времени режет,
Нет сигнальных огней надежды, что горели б напрасно".
Она говорила; бога безграничные члены,
Словно охваченные тайным экстазом,
Дрожали в безмолвии, как движение неясное
Туманных равнин океана, уступавших луне.
Затем, словно поднятые ветром внезапным,
Вокруг нее в том смутном мерцающем мире
Затрепетали, как вуаль рвущаяся, сумерки.
Так, вооруженные речами великие противники бились.
Вокруг этих духов в тумане искрящемся,
Углубляющийся полусвет скользил на крыльях жемчужных,
Словно чтобы достичь какого-то далекого идеального Утра.
Ее мысли очерченные летели сквозь дымку мерцавшую,
Смешиваясь, яркооперенные, с ее вуалями и лучами,
И все ее слова, как сверкающие драгоценные камни, были захвачены
Пылом мистичного мира
Или украшали в радужном переливе оттенков,
Словно плывущее эхо, в звуке далеком слабеющее.
Все произнесенное, настроение любое там должно стать
Недолговечной тканью, сотканной разумом,
Чтобы сшить тончайшее платье перемены прекрасной.
Она шла, в своей молчаливой воле решительная,
По туманной траве смутных нереальных полей,
Впереди нее — вуаль видений плывущая,
Под ногами ее — стелящееся одеяние грез.
Но сейчас ее духа огонь сознательной силы,
Из сладости удаляясь бесплодной,
Звал ее мысли из речи назад сесть внутри,
В глубокую комнату медитации дома.
Ибо лишь там могла жить души прочная истина:
Непреходящий, язык жертвоприношения,
Он горел, негасимый, в центральном камине,
Где пылает для высокого хозяина дома и супруги его
Охраняющий и свидетельствующий пламень усадьбы,
От которого засвечены богов алтари.
Все еще принужденные, шли дальше, скользя, неизменные,
Но порядок миров тех был изменен:
Смертный вел, бог и дух слушались,
Она, позади, была их марша лидером,
И они, впереди, за ее волей следовали.
Вперед они путешествовали по дорогам дрейфующим,
Смутно сопровождаемые мерцающими туманами;
Но все скользило быстрее сейчас, словно встревоженное,
От чистоты ее души убегая.
Небесная птица на драгоценных крыльях ветра
Горела, как окруженный красочный пламень,
Влекомая духами в жемчужной пещере,
Сквозь очарованную туманность ее душа двигалась дальше.
Смерть впереди и Сатьяван,
В темноте перед Смертью, звезда чуть светящаяся.
Свыше был незримый баланс его рока.
Конец третьей песни
Песнь четвертая
Грезы-Сумерки земной Реальности
Начался склон, что полого спускался;
Он скользил к оступающемуся серому скату.
Чудо идеала, с сердцем неясным, было утеряно;
Толпящееся чудо светлых грез деликатных
И неясные, наполовину написанные величия она оставила:
Мысль упала на более низкие уровни; тяжело, напряженно
Мысль стремилась к какой-то грубой реальности.
Сумерки все еще плыли, но изменились оттенки
И густо пеленали меньшую грезу восторженную,
Они в усталых массах воздуха раскинулись;
Свои цвета символические они тускло красным наполнили
И почти что казались багровой мглой дня.
Стискивающее страшное напряжение осадило ей сердце;
Тягостно чувства наливались грузом опасным,
И более великие и печальные звуки в ее ушах были,
И сквозь неумолимое
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!