В сердце Антарктики - Эрнст Шеклтон

23 января. Погода ясная и холодная при слабом южном ветре. Идти очень тяжело, так как местами приходилось тащить сани по рыхлому снегу и по насту. Все же у нас было сознание, что идем вниз хотя и приходится постоянно то подниматься, то опускаться по широким ледяным волнам. Новая гора уже вырисовывалась впереди в виде величественного массива. Воздух был холодный, пронизывающий. Нога Моусона все еще болит. К вечеру мы совершенно выбились из сил и проспали полных восемь часов. Сделали за день 25,7 км.

24 января. Путь по насту и рыхлому снегу был опять трудным. Ветер дул почти в лицо со скоростью 19 км в час; температура воздуха после полудня была —20° C. По поверхности снежной пустыни проносилась волнами поземка. Это была унылая картина. В конце дня нас порадовало появление на горизонте горы Бакстер.

Вечером возник спор о том, идем ли мы хотя бы приблизительно по своим старым следам или нет? Маккей находил, что новая гора как будто ближе к нам теперь, чем прежде; я полагал, что мы несколько подались на юго-запад, а Моусон, который все время шел впереди, уверял, что приблизительно мы идем по прежнему направлению. Вскоре мне на самом деле удалось открыть старые следы саней, полностью обнаружившиеся на коротком расстоянии между двумя заново образовавшимися застругами. Искусство Моусона в отыскании направления было признано бесспорным. За день мы сделали 25,7 км.

25 января. Дул сильный ветер. За завтраком мы определили, что до склада горы Ларсен остается около 129,6 км, температура воздуха после полудня была —19,4 °C. По обыкновению, к концу дня мы сильно устали. Последние четыре-пять дней на предпоследнем из дневных переходов мы принимали по таблетке сиропа Истона. Это, конечно, поддержало наши силы. Ветер улегся лишь около 20 часов. Незадолго до остановки на ночь заметили на горизонте гору Нансен.

26 января. Опять потеряли свои прежние следы. После полудня погода стала пасмурной, и освещение было отвратительное. Снова попали на дорогу с твердым мраморообразным фирном, спускавшимся короткими крутыми уступами. Сперва мы и не догадались, что спускаемся как раз по тому месту, которое на пути к полюсу называли ледопадами. Временами сани устремлялись вперед и мчались вниз по этой мраморной лестнице, сильно ударяясь о ступени. Причем нам с Моусоном от них не раз попадало. Моусон поверх финеско надел шипы, чтобы иметь опору на скользкой поверхности; но ремни моих шипов так скорежились и одеревенели от холода, что я не смог их надеть. Поэтому я шел позади, придерживая сани, когда они с ударами спускались по мраморным ступеням. Наконец, мы добрались до более ровной поверхности и остановились там лагерем. За день сделали 23,3 км.

27 января. Утром, после ночи, проведенной в душном спальном мешке, чувствовали себя очень слабыми. Погода пасмурная. Мы спустились уже на 1200 метров от наивысшей точки нашего пути; температура, конечно, повысилась; нам было душно, мы чувствовали себя подавленными. С утра шел мелкий снег, и все небо обложило тучами. Впереди, на юге и на востоке, ничего не было видно, так что Моусон направлял наш путь по застругам. Впрочем, в течение дня несколько прояснилось, и открылся хороший вид на нашу новую гору, гору Новая Зеландия и гору Бакстер. Сперва путь был очень тяжелым, приходилось подниматься, но затем начался спуск, по которому мы быстро добежали до места остановки на завтрак. После завтрака снова пришлось спускаться с еще более крутого склона, так что сани временами устремлялись вперед. Здесь в одном месте Маккей провалился в трещину, но выбрался из нее. Очень обрадовало нас появление на горизонте горы Ларсен. Прежде чем остановиться на ночевку, мы видели ее уже совершенно ясно. За день прошли 25,7 км и находились теперь примерно лишь в 64 км от склада горы Ларсен.

28 января. Встали около 6 часов 30 минут. Дул сильный ветер, притом очень холодный, так что, когда после завтрака стали приспосабливать к саням мачту и парус, Маккей, который обыкновенно делал большую часть этой работы, довольно сильно поморозил себе руки. Парусом нам служил зеленый брезент, подстилавшийся на пол палатки, мачтой – шесты палатки, а реей – бамбуковая палка.

Ветер дул со скоростью, вероятно, 40 км в час. Когда парус поставили, сани пошли с такой быстротой, что Маккей и Моусон на своих длинных ногах еще кое-как могли поспевать за ними шагом, а мне, поскольку мои ноги короче, приходилось бежать рысью. Случалось, при сильных порывах ветра сани набегали сзади. Один раз они внезапно ударили меня сзади, сбили с ног и едва не переехали. Моусон и Маккей вытащили меня из-под полозьев и придали мне приличное вертикальное положение.

Мы дошли теперь до той части плоскогорья, где однообразная равнина, или слабо волнистая поверхность, сменяется рядом крутых спусков. Теперь одному из нас приходилось отцеплять свою лямку впереди саней и прицеплять ее сзади, чтобы направлять и сдерживать сани. Около полудня на полном ходу передок саней ударился сбоку о высокую застругу, и сани перевернулись; к счастью, ничего не было поломано. Подняли их и остановились позавтракать.

За завтраком, в надежде размягчить жестокое сердце нашего дежурного повара Маккея, и побудить его увеличить порции, я деликатно довел до его сведения, что сегодня день моего рождения. Он понял этот намек, и в результате у нас был роскошный завтрак и обед. Зато сегодня мы сделали 32 км. Это был самый утомительный день нашего пути, и вечером, укладываясь спать в 20 часов 30 минут, мы чувствовали себя доведенными до последней степени изнеможения.

29 января. Встали в 8 часов; ветер с плоскогорья продолжал дуть со скоростью примерно 24 км в час. После опыта предыдущего дня, решили не ставить мачты с парусом, а просто тянуть сани; при данных условиях, это было менее утомительным, нежели идти под парусами. Час за часом мы тащили сани; горы Нансен и Ларсен становились все яснее и больше. У нас даже возникла надежда, что, быть может, еще к вечеру мы доберемся до склада горы Ларсен. Пройдя около 16 км все время под небольшой уклон, увидели, что снежная поверхность, ведущая к подножью горы Ларсен, поднимается вверх. Уклон, однако, не был крутым и не мог нас затруднить. Ближе к концу дня у Моусона опять разболелась нога, и, пройдя примерно 32 км от нашего предыдущего лагеря, мы решили остановиться. Вдруг Маккей, отличавшийся замечательной остротой зрения, заметил на расстоянии всего около полутора километров наш маленький синий флажок, привязанный к рукоятке ледоруба и отмечавший склад. Мы скоро добрались до него, расставили палатку, сварили хорошую похлебку и после полуночи легли спать.

30 января встали около 9 часов. День был ясный, но в зените и на юге собирались подозрительные облака. После завтрака занялись погрузкой на сани всего, что было сложено на складе– лыжных ботинок, ледорубов, керосина, провизии и геологических образцов. Мы обнаружили, что из-за попеременного таяния и замерзания снега над складом, лыжные ботинки, лежавшие там, наполнились сплошным и плотным льдом. Выковырять этот лед оттуда было занятием трудным и длительным, так что мы вышли в путь лишь около 11 часов. Очень скоро после того мы оказались среди густой сети трещин, шириной от 30 см до 6 метров. Почти все трещины были скрыты под твердым слоем снега. Единственным видимым признаком существования трещины служили небольшие углубления на поверхности снега вблизи внутренних краев стенок трещины; весь снежный покров, или мост над трещиной, был немного ниже общего уровня окружающей снежной поверхности.