В сердце Антарктики - Эрнст Шеклтон

Подкрепившись ужином, снова отправились в путь, предполагая, что наконец-то доберемся до склада или, по крайней мере, до того небольшого прохода, который находится от него в полутора километрах. Но «человек предполагает, а бог располагает». Впереди нас виднелась подозрительная белая полоска с черной полоской позади нее. Пройдя дальше, мы увидели, что это огромный овраг или барранкос[133] в ледяной поверхности. Он-то и отделяет нас от склада! Скоро мы были уже на краю обрыва.

Ширина этого барранкоса была около 200 метров, а глубина от 10 до 12 метров. Ближе к нам он ограничивался отвесным обрывом, а на противоположной юго-восточной стороне обрыв даже нависал, и с края его свешивались ледяные сталактиты. В северо-восточном направлении между стенами барранкоса виднелась темная полоса морской воды – очевидно, он сообщался узким каналом с морем, до которого было километров пять. В глубь же страны барранкос тянулся на много километров, насколько хватал глаз. Дно его там, где мы стояли, было покрыто морским льдом, а сверху лежал слой снега в несколько сантиметров толщиной. Этот лед был весь пронизан приливными трещинами. Но что составляло особенно волнующее зрелище – это множество тюленей и императорских пингвинов, покрывавших лед.

Мы решили попытаться пересечь барранкос и стали искать вдоль края место, где можно было бы спустить сани с обрыва. Несколько дальше к северо-востоку действительно нашелся удобный склон, образованный наметенными сугробами снега. Подтащив сюда сани, привязали к их передку альпийскую веревку и стали осторожно спускать на дно барранкоса задним концом вперед. Сани слегка стукнулись о дно, загремели керосиновые банки, но ничего не сломалось. На дне нам еще пришлось повозиться с санями, перетаскивая их через открытые приливные трещины в 1–1,5 м шириной и в 3–4 м глубиной.

Пока мы добирались до середины дна барранкоса, Маккей попутно убил двух императорских пингвинов и взял грудки и печенки для пополнения истощившихся запасов. Моусон между тем перешел на другую сторону дна барранкоса, пытаясь отыскать место для подъема. Через несколько минут я присоединился к нему.

Чувствуя себя измученным длительными форсированными переходами на обратном пути от Магнитного полюса, я попросил Моусона принять на себя начальствование над экспедицией. При теперешнем положении вещей я считал себя вправе сделать этот шаг. Поручение нашего начальника мы выполнили – Магнитный полюс достигнут. Мы находились на расстоянии трех-пяти километров от склада на леднике Дригальского и, хотя весь запас пищи состоял из двухдневной порции сухарей и сыру, все же имелась надежда на добычу мяса – в барранкосе было множество тюленей и пингвинов. Таким образом, сейчас не было оснований опасаться голода. С другой стороны, с точки зрения обеспечения нашей личной безопасности положение оставалось довольно критическим. Уверенности в том, что «Нимрод» вообще придет этой зимой в море Росса у нас не было, хотя, конечно, мы считали это вполне вероятным. Но, если даже предположить, что судно все-таки придет, то вполне могло случиться, что «Нимрод» не заметит флагов склада. Чрезвычайно трудно провести основательные поиски по побережью на протяжении 320 километров. Причем наш лагерь мог оказаться в таком месте берега, куда из-за мощного пояса пакового льда и айсбергов вокруг этой глубоко изрезанной неприступной береговой полосы судно не пробилось бы.

Если в ближайшие дни «Нимрод» не появится, то придется действовать немедленно и энергично, чтобы организовать зимовку на месте или попытаться пройти обратно, в обход больших горных массивов, через ряд изрезанных трещинами глетчеров, свыше 320 километров до зимовки на мысе Ройдс. Но даже сейчас, если понадобятся немедленные энергичные действия на случай внезапного появления «Нимрода» где-нибудь у нашего берега, лучше было, по моему мнению, чтобы во главе партии стоял Моусон, физически менее истощенный, чем я. На протяжении всего похода Моусон проявил качества отличного руководители и вполне оправдал мнение лейтенанта Шеклтона, который в инструкциях предусмотрел передачу начальствования над партией Моусону, если бы со мной что-нибудь приключилось. Когда я заговорил об этом с Моусоном, он сперва начал возражать, но потом сказал, что временно примет начальствование и обдумает этот вопрос раньше, чем решит, будет ли он постоянным начальником партии.

Я предложил, что передам ему полномочия в письменной форме, но он от этого отказался.

Подробный осмотр юго-восточного обрыва барранкоса показал, что был лишь один возможный, но очень трудный способ подняться на него. Мы вернулись туда, где оставили Маккея, и затем втроем перетащили сани через ужасную приливную трещину во льду. Позади нее находился высокий снежный сугроб, по которому мы и надеялись взобраться.

План заключался в том, чтобы разгрузить сани, втащить их и поставить вертикально на верхушке сугроба, использовав как лестницу для того, чтобы вскарабкаться на нависающий обрыв. Маккей умудрился перебраться с санями через трещину, применив бамбуковые шесты от палатки в качестве моста. Не без некоторых затруднений взобрался он и на вершину сугроба. Но, к нашему разочарованию, оказалось, что снег сугроба настолько рыхл, что ледоруб, поставленный на его вершине, проваливается от собственной тяжести до конца ручки. Ясно, если мы поставим туда сани, они также провалятся по меньшей мере настолько же и не достанут верхним концом до нависающего края обрыва. Волей-неволей пришлось тащить сани обратно через все трещины к северо-западному обрыву барранкоса, где мы их только что спустили. Но оказалось, как в древности: спуск к Аверну легок, но вернуться назад трудно и тяжко[134]. Моусон пошел впереди с ледорубом и тянул за веревку сани, мы же с Маккеем идя по бокам, подталкивали их сзади. Подталкивая и подтягивая сани, мы ухитрялись при каждом усилии продвигать их на несколько сантиметров. Каждый раз при остановке Моусон вонзал ледоруб в лед, обматывал вокруг него свою веревку и таким образом сдерживал сани на склоне в течение короткого промежутка времени, пока мы переводили дыхание. Наконец, успешно преодолев крутой склон, мы поднялись на 12 метров, оказавшись на ровном месте над барранкосом, но, конечно, не с той стороны, где находился склад. Однако теперь мы находились всего в каких-нибудь пяти километрах от открытого моря и полагали, что здесь можно спокойно устроить лагерь. Если «Нимрод» увидит флаги нашего склада и остановится у берега, то мы легко сможем добежать до входа в ущелье и подать ему сигнал.