Царица Пальмиры - Бертрис Смолл

Он признался:

— Я не могу насытиться тобой, любимая! Я не прикасался ни к одной женщине все время, пока мы были в разлуке.

Она тихо ответила:

— Я помню, как после рождения Мавии ты говорил, что после меня не прикасался ни к одной женщине, потому что не хотел другую. И вот теперь ты снова говоришь те же слова, а я испытываю стыд.

— Из-за Аврелиана? Я знаю, почему ты приняла его как любовника, Зенобия. Как у императорской пленницы, у тебя не оставалось выбора. Это был вопрос жизни и смерти. Ты — не такая женщина, которая ищет легкие пути, моя дорогая.

На короткое мгновение она задумалась обо всем, что произошло между ней и императором. Нет, она не приняла бы его добровольно как любовника, несмотря на вожделение, если бы он не принудил ее.

Легкая тень беспокойства омрачила ее прекрасное лицо, и он тут же спросил:

— Что с тобой, любимая?

— Сейчас мы вместе, но что будет завтра? — спросила она.

— Не знаю, — искренне ответил он.

— Значит, я так и останусь яблоком раздора, за которое вы оба будете бороться, — тихо сказала она. Он вздохнул.

— Моя любовь к тебе не может поставить тебя в такое ужасное положение, любимая. Он застонал.

— Зенобия, неужели у нас нет выхода? Я не могу больше жить так. Я не осмеливаюсь показаться с тобой на людях, Я даже не могу видеть свою дочь, кроме как через стену сада. Я не должен говорить с ребенком, чтобы он по наивности не бросил какое-нибудь замечание в присутствии императора, которое подвергнет опасности нас обоих. Это непереносимо!

Она обвила его руками и прижала к себе. Он предложил ей уйти. Если она останется, это будет означать, что они снова станут любовниками. Но после возвращения Аврелиана она должна будет принимать его в своей постели. Вот тогда она и станет настоящей шлюхой.

Вдруг его голос вернул ее к действительности.

— Зенобия, однажды я попросил тебя выйти за меня замуж тайно, но ты отказалась ради своего сына и своего положения. Теперь я снова попрошу тебя об этом. В Риме существует много форм брака, но по закону необходимо, чтобы мы договорились жить вместе как муж и жена. Если мы заявим об этом в присутствии нескольких свидетелей — моей матери, старой Баб и служанки Адрин, то наш союз будет считаться законным. Ты выйдешь за меня замуж, любимая? Сейчас? Сегодня ночью?

— А как же Аврелиан? Он уже на пути в Рим. Как же я смогу быть твоей женой и его любовницей? Не думаю, что способна на это, Марк. Даже ради тебя, любовь моя.

— Тебе не придется делать это, любимая. Я обещал Гаю Цицерону, что стану присматривать за его женой, пока он в отсутствии. Когда я сегодня навещал Клодию, она прочитала мне его последнее письмо. Аврелиан собирается оставаться в Риме очень короткое время после своего возвращения на Галлии. Он должен отправиться на восток, в Византию. У населения растет крайнее недовольство, и если он не сможет подавить его, его ждут крупные неприятности.

— Зимний поход? Должно быть, там очень серьезные волнения.

— Он пробудет в Риме меньше месяца. Ты сможешь держать его на расстоянии, если заявишь, что беременна. Благодаря этому ты не только не подпустишь его к себе, но также помешаешь ему взять тебя с собой в поход.

— Да, — медленно произнесла она. — Я смогу сделать это. Император отчаянно желает иметь ребенка. Но, Марк, что же мы предпримем, когда он вернется домой после войны с Византией?

— Нас уже не будет здесь, Зенобия. Охрана снята, и это ошибка со стороны Аврелиана. Пока он со своей армией будет пересекать Македонию, мы уедем в Британию. Зимние путешествия опасны, но мы уцелеем. Никто не будет преследовать нас, клянусь, ведь ни одна душа не узнает, куда мы бежали. Не появляйся в Риме. Тогда, может быть, тебя не хватятся до самого возвращения Аврелиана, и тогда нас не догонят.

— Он поймет, что мы бежали в Британию, в особенности если ты вместе со своей матерью тоже исчезнешь, — сказала она.

— Мы укроемся там, где он не сможет отыскать нас, любимая, обещаю тебе это. Мы не поедем к родственникам моей матери, а спрячемся на острове в самом дальнем уголке Британии. Однажды, когда я был еще мальчиком, я посещал эти острова. Мой дед владел одним из этих островков — это было приданое одной из его жен. Теперь он принадлежит Аулу, но я знаю, он отдаст его нам. Он совсем крошечный, но там тепло почти круглый год и растут пальмы. Конечно, это не наши прекрасные пальмирские пальмы, но все же это пальмы. Римляне еще никогда не показывались на этих островах, Зенобия. Аврелиан не найдет нас там.

— Но мой сын в Кирене, — сказала она. — Что сделает с ним Аврелиан, Марк?

Он улыбнулся. Как много препятствий, мешающих им быть вместе! Но он разберет их одно за другим.

— Если я поклянусь, что устрою побег и им, тогда ты выйдешь за меня замуж сегодня ночью?

— Да!

— Тогда обещаю тебе, любимая. Все будет так, как ты хочешь.

Вдруг Зенобия расхохоталась, а когда увидела, что он в недоумении смотрит на нее, остановилась и объяснила ему:

— Как же я смогу рассказать нашим детям, что их отец предложил мне выйти за него замуж, когда мы оба, обнаженные, стояли на коленях в пещере?

Его темные брови угрожающе нахмурились.

— Ты собираешься подарить мне детей, моя красавица? — спросил он.

— Разумеется! — в негодовании воскликнула она. — Мне уже за тридцать, но я еще могу рожать!

— Тогда давай начнем прямо сейчас, любимая, — сказал он и уложил ее рядом с собой на накидку. — Я изголодался по тебе за два года, Зенобия. Я не хочу больше разговоров!

— Тогда замолчи, Марк Бритайн! — приказала она и, притянув к себе его голову, поцеловала долгим и нежным поцелуем.

Его большая рука ласкала ее полные груди, и Зенобия вспомнила его объятия. Она и не мечтала, что он снова будет любить ее, и теперь почти не верила в это счастье. Он наклонил свою темно-каштановую голову и прильнул к ее груди. Она прижала его к себе так крепко, как только могла.

— Ох, Марк, — прошептала она, — ты сочтешь меня слишком нетерпеливой, но меня так переполняет желание быть с тобой, мой дорогой! Не играй со мной долго, умоляю тебя!

Он оторвал голову от ее упругих грудей и, чуть-чуть изменив положение, мягко вошел в ее тело. Она вздохнула и отдалась ритмичным движениям любви.

— Ах ты, маленькая дикая кошка, — прошептал он, — я люблю тебя!

— Я люблю тебя! — прошептала она в ответ. И Зенобию закружила буря страсти, которая начала бушевать в ней. Она стонала и металась, когда ее желание снова и снова достигало пика. Но он все еще не давал ей удовлетворения, и когда она резко обругала его на бедавийском языке, языке своего детства, он засмеялся во весь голос, но продолжал чередование наслаждения и страдания, пока не понял по ее стонам, что она уже не может этого выносить. Только тогда он бросился вместе с ней в темную пропасть страсти, испытывая неодолимое желание обладать ею.