Харбин - Евгений Анташкевич
Шрифт:
Интервал:
– То-то и оно!
– Это было его условие, Горелова, – связь только через Старика.
– Это было условие не Горелова, а моих подчинённых, чекистов Богданова и Шилова! Ваш Старик был нашим агентом, ваши позиции в окружении штаба ОКДВА «стремились к нулю», поэтому и не было никакого Горелова.
Юшков говорил спокойно, рассматривал свои ногти, или в очередной раз закуривал, или обмахивался газетой.
– Господин полковник, попросите всё же топить поменьше, не продохнуть от жары, вы же не позволите отдёрнуть шторы и проветрить.
Дальнейший разговор об операции «Большой корреспондент» смысла не имел. В деталях по написанным Юшковым бумагам можно будет разобраться позже, хотя уже было понятно, что и это не имеет никакого смысла.
Асакуса слушал Юшкова, сведения от него были ошеломляющие, но он чувствовал себя уже спокойно. Он кликнул охранника и снова попросил водки и закуски.
Выпили молча, было очевидно, что работа на сегодня закончена, и Асакуса встал.
– Господин полковник, надо полагать, с этого дня вы начнете обдумывать, как эту операцию развернуть в обратную сторону? Заметьте, я не употребил слово «провал»! Провал был бы в том случае, если бы операция закончилась в связи с моим уходом в мир иной, а так… готов помочь, в Маньчжурии работает много нашей агентуры. – И без всякого перехода добавил: – А мне бы – бабу!
Асакуса потоптался в дверях: «Крепкий мужичок, всего две недели без накачки, а уже бабу!»
– Будет вам баба!
Утром 2 марта Асакуса сидел в своём кабинете.
Первая среда весны – за окном сквозь зябкий, влажный, ещё почти зимний воздух падает снег и тает, не долетев до земли.
Слякоть и ранние рассветные сумерки.
Погода быстро теплела, вот-вот начнутся отвратительные харбинские метели с липким снегом, который, пока будет лететь, смешается с коричнево-серой сладковатой вонючей печной гарью и завалит этим весь город. Наступало самое неприятное время года, которого Асакуса всегда ожидал с тревогой, снова начнёт ныть нога, и от боли будет некуда деваться, но сегодня он чувствовал себя спокойно. Сама богиня Аматэрасу послала ему…
Он смотрел на стоявшего перед ним на столе костяного Фукурокудзю – его вытянутую резную фигурку мудрого старца с неестественно большой, раздутой, как электрическая лампочка, лысой головой, с длинным, выше его самого посохом и привязанной к поясу пустой тыквой-горлянкой. «Фуку» – богатство и изобилие, «року» – счастье, «дзю» – долголетие – это было всё то, чего желала ему мать. Он достался маме от её отца, человека учёного, владельца богатой коллекции часов.
После ранения под Гродековом и вызволения из-под земли молодой поручик Асакуса пролежал месяц в госпитале во Владивостоке и почти на год до полного выздоровления был отпущен домой. Оттуда он и забрал с собой этого доброго окимоно, божка – покровителя учёных, часовщиков и игроков в шахматы.
«Пока Юшков составляет список их агентуры, надо…» Асакуса снял трубку и попросил дежурного срочно найти и вызвать в миссию лейтенанта Коити.
Коити появился к вечеру.
– Разрешите? Извините, господин полковник, я не мог без причин бросить учебный процесс и без лишних вопросов отпроситься у руководства института.
– Понимаю вас, проходите. Вы правы, легенду надо поддерживать, присаживайтесь!
Кэндзи сел и в который раз с удовольствием оглядел кабинет.
– Я вижу, вам тут нравится?
– Да, господин полковник, но особенно ваш окимоно. – И он кивнул на Фукурокудзю.
Асакуса, довольный, хмыкнул:
– Ладно, давайте к делу! Как у вас складываются отношения…
– С Адельбергом-младшим?
– Да!
– Складываются хорошо, он совершеннейший птенец, живёт как у мамы за пазухой…
– У Бога за пазухой, – поправил Асакуса.
– В Бога он не верит, хотя и ходит в церковь, а вот родителей и этого своего, как он считает, деда Тельнова любит очень сильно, и они его. Его семья и есть его Бог!
– Хорошо, это нам на руку. И как у вас с ним?
– Мы видимся нечасто, иногда вдвоём, иногда втроём: он, его девушка Соня Ларсен и я. Говорим обо всём, как все люди нашего возраста, он берёт у меня уроки японского, я у него уроки русского, политика, после того как он расстался с Родзаевским, перестала его интересовать.
– Не высказывается о том, что большевики отобрали у них Родину или что-то в этом духе?
– Нет. Соня иногда о чём-то таком говорит. У неё ведь тётка осталась в Хабаровске, как выяснилось…
– Я помню! – Асакуса кивнул.
– …но этой темы всерьёз, особенно когда мы втроём, я касаться пока остерегаюсь.
– Правильно остерегаетесь.
– Вот! Пока всё.
– Хорошо. – Асакуса задумался. – А куда-нибудь за город вы с ним или с ними не выезжали?
– Нет! Что там сейчас делать? Во-первых, не лето, летом можно было бы съездить на другой берег Сунгари. Во-вторых, на лыжах я не хожу. Это было бы смешно: японец – на русских лыжах. А…
– Найдите возможность, Кэндзи-сан… – перебил Асакуса, и Коити понял, что полковник что-то задумал, – взять его с собой в один из наших лагерей подготовки, к Асано например, на станцию Сунгари-2 или куда-нибудь подальше, чтобы было время поговорить по дороге!
– Под каким предлогом?
– Придумайте! Например, поработать с русским молодым контингентом на предмет набора в ваш институт студентов на будущий учебный год, после окончания их военной подготовки.
– Но это же неправда, мы оттуда никого не берём.
– Это не страшно, всё меняется, заодно поругаете наше бестолковое начальство, которое даёт вам такие глупые задания.
Кэндзи на секунду задумался.
– На посещение лагеря потребуется разрешение миссии, то есть ваше!
– Да, конечно, там начальником полковник Смирнов, я ему позвоню, пусть тоже поругается в наш с вами адрес. Подумайте, подумайте. Тут нет ничего сложного! Вакаттака, господин лейтенант?
– Вакаримасита, господин полковник, я понял, а в чём суть?
– Суть в том, что надо не просто в кафе или за чашкой чая, а в обстановке, когда о политике не говорить нельзя, пощупать его настроения.
Коити задумался.
– Там больше половины таких же, как и он, русских, которые надели маньчжурскую военную форму и учатся не просто шагать строем, а и стрелять, и взрывать и так далее! Обмолвитесь об этом, как бы случайно! Как он отреагирует? Хорошо, если бы в этот момент рядом с вами находился кто-то из наших офицеров. Свидетель!
«Умный, Асакуса, опытный! – слушал своего начальника и думал Кэндзи. – Это есть хорошая основа для компрометации и вербовки, но если это буду делать я, то как друга, как человека, который со мной может быть откровенным, я его потеряю! И как объекта вербовки – тоже!»
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!