Харбин - Евгений Анташкевич
Шрифт:
Интервал:
– Где гость? – спросил он у охранника.
– Ещё спит.
– Как – спит?
Охранник, он же повар, громадный русский мужичина лет за сорок, из казаков, стоял в растерянности.
– Как – спит? – переспросил Асакуса.
– Он, ваше высокоблагородие, господин полковник, всю ночь писал чего-то!
– Так!
– Я не заглядывал, слышал только, что он погасил свет и лёг спать, прямо здесь. Пришлось разбудить и проводить в спальню.
– Зачем?
– Много пакостит, курит, значит, а здесь можно проветрить, тут окно выходит на двор.
Асакуса посмотрел на охранника:
– Толково! Отблагодарю!
– Рады стараться, ваше… господин полковник!
«Ты смотри, столько времени прошло, а все ещё «ваше высокоблагородие»! Крепко вбили господа офицеры его величества государя Всероссийского. Но – красиво!»
– Вы уже здесь? – услышал он из-за спины вялый, заспанный голос.
Асакуса обернулся.
В дверях гостиной стоял с помятым от сна лицом, одетый ещё в исподнее Юшков.
– Пятнадцати минут вам достаточно будет привести себя в порядок?
– А куда торопиться? – тем же голосом промолвил Юшков и почесал в бритом затылке.
Полковник не отреагировал, Юшков потоптался, потом повернулся и вышел.
Асакуса отправил охранника, взял бумаги, исписанные крупным левонаклонным почерком, и сел в кресло.
Стол в гостиной был сервирован на двоих. Через пятнадцать минут Юшков уже сидел на своем обычном месте и курил папиросу.
«Действительно, много курит. Так он мне, в самом деле, всю конспиративную квартиру провоняет!»
– Как спалось? – спросил Асакуса.
– Да какая разница? Вы прочитали то, что я написал? Всё поняли?
Асакуса ответил не сразу, спокойным голосом, не отрывая взгляда от бумаг:
– Вы нервничаете, господин Юшков, и ведёте себя… не как человек, который пришёл в стан врага, чтобы спасти свою…
– Шкуру?
– Я хотел сказать – свою жизнь, но, может быть, ваша поправка даже более справедлива. Чего вы добиваетесь? – Асакуса оторвался от чтения.
– Ха! Я? Ничего! Я предатель, мне терять нечего! Чего-то должен добиваться полковник Асакуса! Вы прочитали то, что я написал? – снова повторил он.
Асакуса отложил бумаги:
– А вы не боитесь?..
– Умереть? – Юшков резко встал. – В который раз?.. – Кофе из чашки в его руках выплеснулся на белую скатерть и его белую рубашку. Он сипел, почти орал. Одним движением он сорвал носок вместе с домашней туфлей и задрал ступню – под скрюченными пальцами розовели бугры обожжённой глянцевой оплывшей кожи. Глаза Юшкова покраснели, остановившиеся зрачки стали белёсыми и выглядели страшно. Свободной рукой он смачно, с огненными брызгами, одним ударом растоптал в пепельнице папиросу. – В четырнадцатый или в пятнадцатый?
– Мы следовали инструкциям и старались быть осторожными!
– Надо было лучше следовать инструкциям и быть более осторожными! После моей смерти ещё долго были бы живы и Летов, и Горелов!
Асакуса встал и вышел из гостиной, всё-таки спокойствие давалось ему тяжело.
На кухне сидел переодевшийся во всё белое охранник.
– Водка есть?
– Так точно! – рявкнул он и свалился под тяжёлым ударом Асакусы.
– Принесёте графин, маслины и рыбу.
Юшков сидел в кресле уже с другой папиросой, в носках и в туфлях. Через несколько минут в гостиную вошёл охранник с подносом и поджатым к левой щеке плечом. Удар пришёлся туда, и глаз охранника был затуманен слезой.
– Его-то за что? – спросил Юшков, поперхнувшись дымом. – А хотя есть за что! Наверняка сволочь белогвардейская!
Он не стал ждать, пока разольют в рюмки, встал, взял стакан, налил его полный водки и выпил. Через несколько минут он сомлел.
«Ослаб! Это естественно!» Асакуса оторвал задумчивый взгляд от «гостя» и вызвал охранника.
– Сможете его перенести?
Тот, с брезгливой миной, не говоря ни слова, подошёл к креслу и легко поднял на руки длинное обвисшее тело.
Асакуса остался в гостиной один, и вдруг ему захотелось отсюда выйти и вымыть руки. Он собрал исписанные Юшковым бумаги и пошёл в кабинет.
На замшевом диване в сумраке зеленоватой от портьеры, как подводное царство, комнаты полковник почувствовал себя много лучше: «Действительно, как в их поговорке – «с таким человеком на одном поле…» Он начал смотреть бумаги, первая страница начиналась: «Я, Юшков Эдгар Семёнович…»
Асакуса стал читать, стараясь вникнуть в текст, и неожиданно для себя начал ощущать, что всё неприятное, что он только что испытывал к Юшкову, даже отвратительное: его внешность, голос, манеры, сходство с оборотнем – начало растворяться и куда-то уходить. От текста, написанного на хорошей белой, мелованной бумаге, веяло деловитостью, спокойствием, строчки были ровные, буквы – одинакового размера, было свободное левое поле, и на каждом листе в правом верхнем углу стоял номер страниц, и никаких зачеркиваний и поправок.
«Хагакурэ» – «Сокрытое в листве» – Кодекс самурая, а по-русски это похоже на «За деревьями не виден лес», – выстроил Асакуса логическую связь и вспомнил своего дядьку, свободно цитировавшего Кодекс самурая. – Всё правильно: «Сначала победи – потом сражайся. Во всём важен только конец».
Глядя на аккуратно исписанные листы, он подумал, что должны остаться черновики; он пошёл в кухню и спросил у охранника:
– Где черновики?
Тот непонимающе пожал плечами.
– Я спрашиваю, где испорченные им листы бумаги?
– Нету, господин полковник!
– Что значит – нету? Где он писал?
– Я докладывал, господин полковник, в гостиной!
Асакуса развернулся и пошёл в гостиную, на ломберном столике лежали только газеты, Асакуса перевернул их, обеденный стол тоже был чист, и на скатерти уже не осталось кофейного пятна.
«Понятно! Скатерть заменили».
Он снова прошёл в кухню:
– Ты, когда собирал скатерть, не прихватил никаких бумаг? Вспомни!
– Никак нет, господин полковник, была только посуда, а та скатерть, вот она, в ящике.
– Открой!
«Не хватало ещё, чтобы отсюда кто-то что-то вынес!» – без сожаления посмотрев на охранника, подумал Асакуса и вернулся в кабинет.
«Я, Юшков Эдгар Семёнович, родился в 1900 г. в Одессе, в семье портного. Еврей. В КП с июля 1917 г.
1908–1915 гг. – казенное начальное 6-классное училище;
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!