Мертвая земля - К. Дж. Сэнсом

– Ты сам помогал ему в этом, каналья! – крикнул Николас.

Тоби не удостоил его ответом.

– Помогать беднякам – это благородное и достойное занятие, – изрек Кетт, буравя меня взглядом. – Почему вы бросили службу в Палате прошений?

– Потому что нажил себе могущественного врага – Ричарда Рича, – ответил я. – Когда он стал лорд-канцлером, меня лишили должности в Палате прошений.

Кетт кивнул.

– Думаю, горбуна тоже следует взять с собой и допросить хорошенько, – повернулся он к Тоби. – А что скажешь насчет однорукого?

– Это их слуга. Полагаю, он сочувствует простым людям. Его можно отпустить.

– Ты прав, Тоби, я сочувствую простым людям, – твердо и решительно произнес Барак. – Заваруха вроде нынешней назревала уже давно. Но я не покину мастера Шардлейка. И Николаса тоже. У него, конечно, хватает гонора, но он отличный парень.

– Значит, все трое отправятся с нами в Ваймондхем, – принял решение Кетт. – Сегодня и завтра туда подтянутся все наши. Отберите у них лошадей, они нам пригодятся. Свяжите пленникам руки, но не трогайте никого из них даже пальцем. Мастер управляющий, нам нужны повозки – отвезти этих славных овечек в Ваймондхем.

– За домом есть две повозки, – сообщил Глэпторн. – Я готов вам помогать, – добавил он, переведя дух. – Сделаю все, что вы пожелаете.

Кетт насмешливо улыбнулся. Человек, столь быстро переметнувшийся на другую сторону, явно не вызывал у него уважения.

– Дэвид, Тео, идите с ним и не спускайте с него глаз! – распорядился он.

Фловердью с отвращением смотрел на своего управляющего. Полагаю, только сейчас он в полной мере начал осознавать, что случилось. При всей антипатии, которую я испытывал к Фловердью, в этот момент я ощутил к этому человеку нечто вроде сочувствия. Привычный мир, в котором он жил прежде, распадался прямо у него на глазах. Впрочем, то же самое можно было сказать про всех нас. Мы спешились, и Николас неохотно отдал мятежникам свой меч. Лишь Фловердью по-прежнему сидел верхом, вцепившись в поводья и словно бы не понимая, что происходит. Неожиданно он выпрямился и вонзил шпоры в бока коня. Он рванулся вперед, сбив с ног трех человек, стоявших рядом.

– Догнать его! – взревел Кетт.

Один из повстанцев вскарабкался на мою лошадь, другой – на лошадь Николаса. Однако животные были слишком испуганы и не желали повиноваться новым седокам. Конь Николаса встал на дыбы, едва не сбросив всадника. К тому времени, как повстанцам удалось совладать с лошадьми и устремиться в погоню, Фловердью успел превратиться в едва заметную точку. Он во весь опор мчался в Норидж.

Итак, нам снова предстояло совершить путь в Ваймондхем. На этот раз идти пришлось пешком да к тому же со связанными за спиной руками, что причиняло мне немалую боль. Николас, шагавший слева от меня, скрежетал зубами, как видно опасаясь дать волю обуревавшей его ярости. Барак, напротив, всячески старался завоевать доверие мятежников: расспрашивал, откуда они родом, хохотал над их рассказами о том, как мастер Хобарт и его семья, владельцы Морли, улепетывали из своего роскошного особняка. Я же хранил угрюмое молчание. С одной стороны, я сознавал, что возмущение восставших имеет под собой веские основания. С другой стороны, подобная вспышка народного гнева внушала мне страх, ведь я тоже принадлежал к столь ненавистному этим людям классу «джентльменов».

Рядом шагал долговязый малый лет тридцати, вооруженный здоровенным ножом. Время от времени он бросал на нас с Николасом исполненные злобы взгляды. Сзади плелись сыновья Фловердью, тоже со связанными руками; на лице старшего мальчика застыло выражение угрюмого презрения, в то время как младший был откровенно испуган.

День уже клонился к вечеру, однако жара не спадала; облака пыли, которые мы поднимали при ходьбе, оседали на наших башмаках и одежде. По мере того как мы приближались к Ваймондхему, к нам присоединялись все новые и новые повстанцы, среди которых встречались даже женщины. Вскоре по дороге шагало никак не менее пятидесяти человек. Впереди ехал верхом Роберт Кетт, завладевший лошадью Николаса. Рядом с ним тряслись в седлах Тоби и Даффилд, которым достались наши с Бараком лошади. Позади отряда тащились две повозки, запряженные осликами и груженные овечьими тушами. Управлял ими Глэпторн, имевший до крайности растерянный и смущенный вид. За повозками тянулся в пыли широкий кровавый след.

Где-то на полпути в Ваймондхем к нам присоединилось еще человек двадцать, судя по простым холщовым блузам и кожаным курткам – наемные работники и ремесленники. Некоторые из них были вооружены луками, на плечах у них висели колчаны со стрелами; на голове у других красовались круглые армейские шлемы. Были и те, у кого на поясе висели мечи; несколько человек держали в руках алебарды и пики – наверняка они раздобыли все это в захваченных помещичьих особняках или же в церковных подвалах. Оружие для военных отрядов хранилось в церквях с тех пор, как Англия вступила в войну с Шотландией и Францией. Вне всякого сомнения, предполагалось, что в случае необходимости это оружие как раз и попадет в руки крестьян и ремесленников. Да вот только вместо того, чтобы идти на войну, эти самые люди решили изменить порядки в собственной стране.

У присоединившихся к нам повстанцев имелась своя повозка, на которой лежала туша убитого оленя.

Предводитель отряда обменялся с Кеттом приветствиями.

– Мы только что были в Пастонхолле! – сообщил он. – Уничтожили изгородь вокруг огромного парка. Но мои парни умеют не только ломать заборы, но и стрелять. Поглядите, какого оленя они завалили! Сегодня вечером мы поужинаем на славу!

Слова его были встречены радостными криками.

– Идите с нами, друзья! В Ваймондхеме будем ужинать вместе! У нас тоже есть что поджарить!

– Мы ведь правильно сделали, что сломали забор вокруг парка? – спросил главарь у Кетта. – Парки, как и пастбища, лишают простых людей земли.

– Конечно, вы поступили правильно, – кивнул Кетт. – Присоединяйтесь к нам. А повозка пусть едет позади наших телег.

Про себя я отметил, что главенство Кетта, судя по всему, уже признано всеми мятежниками. Когда повозка проезжала мимо меня, я взглянул на безжизненно мотавшуюся голову убитого оленя, украшенную едва пробившимися рожками, и неожиданно ощутил приступ тошноты. Долговязый детина, идущий рядом со мной, заметил это.

– Что, мастер крючкотвор, воротит от вида крови? – ухмыльнулся он.

Я счел за благо не отвечать, однако он продолжил:

– Сам-то я плотник, живу в деревне поблизости от Бесторпа. Есть у меня корова и пара свиней, и до прошлого года они знай себе паслись на общинном пастбище. А теперь землевладелец огородил это пастбище для своих овец, и наша скотина осталась без травки. На хороший урожай в этом году, сам понимаешь, рассчитывать нечего. Так что если мы не наведем порядок, то без скотины зимой передохнем с голоду. – Провожатый нагнулся к моему уху и прошептал: – Некоторые из наших парней хотят разделаться с тобой и твоими приятелями в точности так, как эти ребята разделались с оленем. – Он тряхнул головой и сжал рукоять своего ножа.