Мертвая земля - К. Дж. Сэнсом

– Среди нас есть люди, сведущие в законах, – добавил Уильям.

– Я слышал, нам удалось схватить молодого Томаса Годселва, – заметил Майлс. – Он законник, но так ненавидит нас, что на его помощь вряд ли стоит рассчитывать.

– У нас есть еще два юриста, – сообщил Роберт. – Молодой хлыщ, от которого вряд ли будет прок. А вот второй… – он помедлил, – второй, возможно, согласится нам помочь.

Я затаил дыхание. Так вот, значит, чего хотел от меня Кетт. Содействия в незаконных судилищах над плененными землевладельцами.

– Сейчас нам надо решить множество более серьезных проблем, – вмешался капитан Уиллс. – Поймите же наконец, в городе собрались тысячи людей. Кто их возглавит? Это должен быть человек, который пользуется среди местных жителей доброй славой и доверием.

Наверное, при этих словах все устремили взгляды на Уильяма Кетта, ибо до меня долетел его голос:

– Я слишком стар. И соображаю уже не так хорошо, как прежде. Роберт, мой брат, обладает более быстрым умом и умением привлекать людей на свою сторону. – Вероятно, он повернулся к брату, так как добавил, обращаясь к нему: – К тому же у тебя язык хорошо подвешен. А без этого сейчас не обойтись.

Топот шагов сообщил о том, что собеседники вышли из холла. Более оттуда не доносилось ни звука. Я снова уселся на стул и принялся лихорадочно соображать, пытаясь найти выход из этой непростой ситуации. Прошло не менее часа, прежде чем я вновь услышал голоса. Участники недавнего разговора прощались друг с другом. Через несколько минут вернулся Роберт Кетт. Опустившись в кресло, он вперил в меня взгляд и произнес неспешно и веско:

– Завтра утром мы начинаем поход в Норидж. Нас уже несколько сот, возможно, даже тысяч, и нам предстоят великие дела. Среди нас немало таких, кто жаждет смерти своих прежних притеснителей – богатых землевладельцев и продажных чиновников. Чувство мести, которое движет простыми людьми, понятно мне. Но я сознаю и другое: скорые расправы отнюдь не приближают нас к цели. Мы должны доказать, что храним верность протектору и не собираемся нарушать закон. Поэтому я принял решение: всех, кто притеснял простых людей, мы заключим в тюрьму и подвергнем суду. Тем из них, чья вина будет доказана, предстоит тюремное заключение. Никаких казней. Разумеется, мы не сможем обойтись без советов опытного юриста. Знание закона и норм правосудия поможет мне обуздать тех, кто жаждет крови. Вы согласны со мной сотрудничать, мастер Шардлейк?

– Незадолго до отъезда из Лондона я видел, как несколько солдат едва не убили человека, который не сделал им ничего плохого, – задумчиво произнес я. – Вся его вина состояла в том, что он говорил с шотландским акцентом.

– Наши солдаты – поборники всеобщего благоденствия, – с пылом изрек Кетт. – Они верны своим идеалам. – Подавшись вперед, он скрестил на груди руки. – Возможно, вы, как джентльмен, испытываете страх перед простыми людьми?

Мысленно я не мог не признать, что мой собеседник совершенно прав. Каковы бы ни были мои взгляды и убеждения, подобно всякому, занимающему в обществе достаточно высокое положение, я всю жизнь воспринимал бедняков, в особенности собравшихся в толпу, как потенциальную угрозу. К каждому человеку в отдельности я мог испытывать сочувствие, готов был помочь и дать нужный совет. Но людская масса внушала мне страх, и отрицать это было бессмысленно.

– Жизненный опыт научил меня осторожности, как и многих из нас, – уклончиво ответил я. – Позвольте мне, прежде чем дать ответ, поразмыслить над вашим предложением.

Я не сомневался: в случае отказа со мной поступят так же, как с Николасом, то есть заключат под стражу. Но дать согласие, не взвесив всех возможных последствий, было бы слишком опрометчиво.

– Что ж, думайте, – нахмурившись, проронил Кетт. – Я вижу, вы честный человек, сержант Шардлейк. В противном случае вы бы согласились сразу, рассчитывая завоевать мое доверие и удрать при первом удобном случае. – Он поднялся из-за стола. – Сегодня я предлагаю вам заночевать здесь, в моем доме.

Я сознавал, что отказаться от этого предложения невозможно. Однако, прежде чем расстаться с Кеттом, взял на себя смелость заметить:

– Полагаю, вы рассчитываете, войдя в Норидж, встретить поддержку со стороны тамошних бедняков. Но имейте в виду, что, возможно, некоторые из них мечтают вовсе не о реформах в королевстве, а о том, чтобы уравнять всех людей – и по части прав, и по части имущества.

Кетт расхохотался:

– В точности как пятнадцать лет назад мечтали анабаптисты в Германии! Как часто вы, джентльмены, используете этот пример в качестве пугала для простолюдинов!

– Но вы, конечно, помните, мастер Кетт, что анабаптисты были уничтожены правительством?

Он вновь вперил в меня пронзительный взгляд:

– Правительству нет никакой необходимости уничтожать нас. Мы храним верность королю и протектору и сумеем это доказать. – Кетт направился к двери. – Сейчас мне нужно вернуться в город. Я распоряжусь, чтобы вам принесли поесть. – Он многозначительно посмотрел на мой пояс. – Что касается денег, они пока останутся у вас. Но никому о них не говорите.

На следующее утро меня разбудили гул голосов и грохот телег. Сквозь открытое окно проникали дым костров и запах готовящейся пищи. Дом был наполнен топотом шагов. Мне пришлось разделить комнату с Майклом Воувеллом и Гектором Джонсоном, пожилым отставным солдатом. Это был до крайности тощий человек лет шестидесяти, его задубевшее от загара лицо пересекали многочисленные шрамы. Тем не менее он соскочил с кровати с проворством юнца.

Усевшись, я потер заросший щетиной подбородок. Воувелл, торопливо одевавшийся, посоветовал мне вставать побыстрее.

– Скоро мы двинемся в путь, но прежде не худо бы позавтракать.

Спустившись вниз, мы обнаружили на огромном столе тарелки с хлебом и сыром и кувшины с элем. С десяток повстанцев, и среди них сын Роберта Кетта, насыщались со всей доступной им скоростью, отламывая ломти хлеба руками. Я слегка замешкался, ибо привык есть неторопливо, за хорошо накрытым столом.

– Не щелкайте клювом, мастер Шардлейк, а то останетесь голодным, – насмешливо бросил Майкл.

После завтрака Воувелл и Джонсон – вне всякого сомнения, им было приказано следить за мной – вывели меня на улицу, и мы отправились в город. На рыночной площади собралось не менее тысячи человек – в большинстве своем мужчины, однако встречались и женщины. Почти все они были в рабочей одежде и широкополых шляпах, за спиной у многих висели мешки, кое-кто сжимал в руках оружие. Толпа была на удивление тихой, – казалось, люди еще не совсем проснулись. Вид у некоторых был усталый, словно после бурно проведенной ночи. Я озирался по сторонам, надеясь увидеть Барака или Николаса, но их нигде не было. Гектор Джонсон направился в дальний конец площади, туда, где стояли телеги со съестными припасами. Воувелл остался со мной. Глядя на этого человека, я не мог не заметить разительные перемены, произошедшие с ним в последнее время: шерстяной дублет, в котором он щеголял, будучи управляющим Рейнольдса, сменила простая холщовая блуза; волосы, прежде тщательно причесанные, теперь были спутаны; борода висела клочьями. Тем не менее взгляд его светился огнем воодушевления.