Охота на русскую Золушку - Анна Трефц

class="p1">— Ты так говорила, будто бы ее оправдываешь! — возмущался потом Берти.

Я только пожимала плечами. Возможно, я и не права, но мне изо всех сил хотелось облегчить Мии приговор. Она моя подруга, я ее люблю и ничего не могу с этим поделать. Когда она не пыталась меня убить, она была классной. Лучшей девчонкой на Земле.

Прошло почти две недели, как меня выписали из больницы. И я тут же ушла с головой в учебу. Берти время от времени вытаскивал меня на какие-то вечеринки, на которых Лизи слишком часто присутствовала рядом с нами. А вот Марко к нам не подходил. Все наше общение — его кивок с расстояния полсотни футов (больше 15 м).

— Вы поругались? — ни раз спрашивала я Берти.

— Вовсе нет, — он пожимал плечами и стоил невинную физиономию, — Мы живем в одном доме. С чего бы нам еще и на вечеринках общаться?

Это означало лишь одно — Марко больше не желает общаться со мной. Что и требовалось доказать. А ведь я хотела поблагодарить его за чудесное спасение. Я не знала, я чувствовала, что он к нему причастен как никто другой. Пусть Берти и говорит, что он не поехал в отель и предпочел ловить по городу Мию. Мне кажется, что он был рядом. Может быть, только в моих подредактированных успокоительным мечтах, но все равно, я ему благодарна. Если бы не желание увидеть его, почувствовать снова упрямые удары его сердца мне под ребра, я бы не выжила. У меня бы просто сил не хватило. Он дал мне их. Настоящий или вымышленный, какая теперь разница.

* * *

— Машка, проснись!

Я накрыла голову одеялом, в надежде что навязчивый кошмар от меня отстанет.

Но нет, он дергал меня за руки и тряс за плечи. И дышал в лицо чем-то не очень приятным. В конце концов мне пришлось открыть глаза и уставиться… в сильно взволнованное лицо Платона.

— Маш, хватит дрыхнуть! Отец прилетел! Он уже дома и хочет тебя видеть.

Я моргнула пару раз.

— Ты ведь сказал ему, что мы больше не пара?

— Фу! — этот нахал скривился, как будто на него тролль выдохнул, — Ты бы хоть закусывала, что ли.

— Кто бы говорил! — я села, — Ты сказал папе, что свадьбы не будет?

Платон себя не сдерживал и закатил глаза по полной. После чего проговорил с укором:

— Мой отец построил бизнес с нуля. Он не терпит отказов. Хочешь проверить? Поговори с ним.

— Еще как поговорю!

Я решительно откинула одеяло и свесила ноги с кровати. Декабрьский холод тут же вцепился в мое разнеженное под одеялом теплое тело. Отопление в Англии считается признаком вырождения. Настоящий англичанин зажигает камин только в чрезвычайных обстоятельствах. И я еще не выяснила каких. Но к ним совершенно точно не относится непогода и ее +5 по ночам.

— Перебиралась бы ко мне, — пожалел меня экс-жених, — У меня во всем доме +24. А в бассейне +32.

На секунду я готова была сказать да. Но потом стиснула себя руками, вот еще! Я не продаюсь за тепло! Хотя, очень хотелось продаться. Особенно, когда я поняла, что вода в душе скорее прохладная, чем теплая. Но она вполне отвечала английским стандартам, так что горячей и не предвиделось.

— Лучше соглашайся и кивай, — напутствовал меня Платон, пока мы шли по огромному коридору его особняка. Мимо портретов совершенно чужих ему людей. Что за галерею они тут собрали? Ладно бы аристократы, но эти… Каримовы до нулевых — интеллигенты средней руки. Инженеры в НИИ. А вот Александр Игоревич начал строить карьеру по комсомольской линии. И, как говорится, попал в струю. Проворачивал полулегальные дела с валютой, потом прикупил одно предприятие, второе, дальше алюминиевый завод по дешевке, — одним словом держал нос по ветру и преуспел. К 2010 году уже был в авангарде списка самых богатых бизнесменов России.

И вот теперь мне предстояло схлестнуться с этим человеком. И в этой схватке он будет отстаивать интересы своей семьи. Ну, во всяком случае, ему так кажется. А я, постараюсь вырваться из его цепких лап и убежать.

Как я себя чувствовала, шагая на непослушных ногах к огромной дубовой двери кабинета хозяина поместья? Как дичь, попавшая в силки охотника. Надежда есть всегда, даже у крольчихи, угодившей в капкан. Просто она должна решиться отгрызть себе лапу. Она должна понять, что у свободы есть цена. Я понимала, мне придется чем-то пожертвовать. Но реальность ударила меня по лицу наотмашь.

— Мария Зайцева, ну, наконец-то!

Я замерла на пороге, игнорируя настойчивые тычки Платона, изо всех сил желающего протолкнуть меня внутрь. От огромного, затянутого по моде позапрошлого века зеленым сукном стола ко мне двигался… я растерялась, ведь в экране телефона не оценить габаритов человека. А тут, на меня катился мужчина с комплекцией Дени Де Вито. Ростом он был со мной вровень. А я ведь совсем не высокая. Одним словом, сильно раздавшийся вширь Наполеон. Я закусила губу, чтобы, не дай Бог не улыбнуться. На самом деле Александр Игоревич выглядел комично. Особенно потому, что носил ботинки на высокой платформе. Без них он, пожалуй, даже ниже меня будет. А во мне всего-то метр шестьдесят. И тем не менее, было в нем что-то чертовски свирепое и опасное. От него веяло уверенностью, силой и превосходством. Честно говоря, улыбаться мне расхотелось уже через секунду.

— Я надеялся, ты встретишь меня хозяйкой этого дома, девочка! — он вдруг замер на полпути и оглядел меня оценивающим взглядом. Как кобылу на рынке. Только что в рот пальцами не полез.

Я растерялась, не зная, как себя вести. Никогда не выступала в роли товара. А он спустя долгую минуту разглядывания, хмыкнул. Потом заявил:

Ты совсем не похожа на свою мать!

Я невольно повела плечами. В свете нашего с ней общения последних дней, так я даже рада была его оценке. Хотя ведь и Платон, который лишь немого отличался внешностью от двухстворчатого дубового шкафа мало чем походил на этого колобка-переростка.

— Так почему я не застал тебя в нашем доме?

Его маленькие, глубоко посаженные глазки принялись сверлить во мне дыры. Сначала во лбу, потом, в районе грудной клетки, потом опустились на живот и снова вернулись на лицо. Отвратительное ощущение, как будто в тебя впиваются и иглами, и присосками сразу.

Я слабо дернула руками в стороны. Вышел беспомощный жест. А он укоризненно покачал головой, словно уличил меня в чем-то постыдном и проговорил с сожалением в голосе:

— Маша, Маша…

Надеюсь, хоть