История войны 1813 года за независимость Германии - Модест Богданович

Несравненно бедственнее была участь войск расположенных у Корбица. В продолжение атаки деревень Вельфница и Науслица, пехота дивизии Мечко, отойдя к Верхнему-Корбицу, частью кинулась в это селение, частью расположилась, вместе с бригадой Мумба, по сторонам его, выдвинув батареи для обстреливания мюратовых войск. Французы, отбросив войска Лихтенштейна от Россталя к плауэнскому оврагу, обратились на Фрейбергскую дорогу, против отрезанного ими левого крыла австрийцев; конная артиллерия Мюрата и пехота Виктора и Теста поддерживали сию атаку. Малочисленная кавалерия Мечка отступила, в самом начале боя, на Компиц и Пен-нерих, к Грумбаху, а пехота стоявшая правее Корбица построилась в 4 каре, но когда состоявшие при них батареи были принуждены обратить огонь против французской артиллерии, тогда кавалерия Мюрата врубилась в австрийские каре; множество людей было истреблено, либо забрано в плен; прочие обратились в бегство к Пестервицу.

По занятии французами Корбица, саксонские кирасиры полка Цастрова были направлены мимо Бургштедтеля, в пространство между селениями Компицем и Кор-бицем, и перейдя фрейбергскую дорогу, увидели перед собой австрийскую батарею с двумя каре; чтобы атаковать эти войска, надлежало пройти вдоль оврага, обсаженного деревьями и занятого густой цепью стрелков; кирасиры были принуждены остановиться, но когда подошедший случайно по дороге отряд французской пехоты выбил егерей из оврага, саксонцы пошли в атаку на оба каре. Батарея ушла с поля сражения, а пехота полка Ваканта (Vacquant), отразив две атаки, была опрокинута и положила оружие, в числе около 2000 человек. Два знамя и одно из уходивших орудий достались в руки саксонцам. Вслед за тем, кавалерия Мюрата настигла между Компицем и Пеннерихом отступавшую в кареях пехоту Мечко и Мумба. Австрийцы спешили к Пеннериху, надеясь укрыться в этом селении, но оно уже было занято французскими войсками посланными в обход в начале дела; австрийская пехота, окруженная со всех сторон неприятельской кавалерией и поражаемая огнем французских батарей, не могла стрелять и была принуждена сдаться. Здесь положили оружие полки: Болье, Сен-Жюльена, эрцгерцога Райнера и Люзиньяна. Вообще же в этот день выбыло из рядов австрийской армии до 15 000 человек, и в числе их взят в плен фельдмаршал-лейтенант Мечко. В 4‐м часу, дело на левом крыле уже было совершенно решено, но французы продолжали преследовать австрийцев по фрейбергской дороге, надеясь встретить корпус Кленау, о движении которого на Тарант, по всей вероятности, не имели сведений. Еще менее могли знать о том, что Кленау, убедившись в поражении левого крыла союзной армии, переправился через Вейсериц и перешел на диппольдисвальдскую дорогу, к Рабенау. В продолжение боя и преследования, мюратова кавалерия захватила 16 орудий и несколько знамен14.

Поражение левого крыла австрийской армии произвело сильное впечатление на Шварценберга и главных деятелей его штаба. Все они дружно настаивали на необходимость – немедленно отступать в Богемию. Император Александр не изъявил на то согласия, а король Прусский предложил возобновить сражение на следующий день, потому что большая часть армии еще не участвовала в бою. Жомини снова подал совет – отойти к Диппольдисвальде и там занять позицию на сообщениях Наполеона. Но Шварценберг настоятельно требовал отступать в Богемию, поставляя на вид, что австрийские войска не имели – ни провианта, ни обуви, и что при них не оставалось почти вовсе боевых припасов. Это показание не было нисколько преувеличено: по свидетельству начальника штаба войск Кленау, полковника Роткирха – «австрийские солдаты были до того изнурены от голода, что многие из них падали замертво; более трети людей шли босиком, и проч.»15. Но какое же должно вывести заключение об интендантстве австрийской армии, допустившем недостаток в провианте и обуви при самом открытии военных действий? Эти беспорядки оказали пагубное влияние на дух войск; современники описываемых нами событий говорят, что русские и пруссаки, после сражения при Дрездене, потеряли доверие к своим новым союзникам. В одном из писем Штейна к графу Мюнстеру, находим следующий отзыв: «До 1809 года, братья Стадионы стремились к тому, чтобы возвысить дух народа и усилить армию, и достигли предположенной ими цели: народ сознал свою силу; войска сражались храбро. В настоящее время, во главе управления, стоит холодный, расчетливый человек (Меттерних), который страшится всякой решительной меры, ограничивается ничтожными целями и кое-как прикрывает прорухи заплатами (und mit kümmerlichem Flickwerk sich behilf)t , противозаконным супружеством, безумной надеждой отдельного союза, ребяческим конгрессом, жалким ultimatum и т. п.»16

В таких обстоятельствах, союзные монархи были принуждены отказаться от дальнейших покушений на Дрезден. Оставалось решить – по каким путям надлежало отступать. Необходимость движения по шоссе через Петерсвальде была очевидна, и хотя на этом пути стоял Вандамм, однако же, по мнению тогда изъявленному генералом Жомини, 30– или 40-тысячный корпус не мог преградить отступление 200-тысяч-ной армии. Кроме пирнского шоссе, вели в Богемию еще две дороги: на Дону, через Гейерсберг, (старая дорога), и на Диппольдисвальде; но, как весьма основательно тогда заметил король Фридрих-Вильгельм, первая была неудобна для движения войск.

На основании общей диспозиции для отступления, составленной Радецким и Толем и одобренной союзными государями, было положено двинуться в трех колоннах: 1) Барклаю-де-Толли, со всеми российско-прусскими войсками, идти через Дону и Цегист, и далее по шоссе через Петерсвальде к Теплицу; 2) центру, состоявшему из большой части австрийских войск, (именно из дивизий: Морица Лихтенштейна, Коллоредо, Бианки, Шателера, Циваларта, Кренневиля, кавалерии Ледерера и Ностица), на Диппольдисвальде и Эйхвальд, к Теплицу, и 3) левому крылу, (из корпуса Кленау и дивизий Вейссенвольфа, Алоизия Лихтенштейна и Шнеллера), через Тарант к Фрейбергу17.

Занятие неприятелем обоих главных путей от Дрездена, на Пирну и Фрейберг, заставило Барклая и Кленау отклониться от указанных им направлений.

По окончании двухдневного боя под Дрезденом, как самый город, так и окрестности его, представляли картину тревоги и опустошения. На всех площадях стояли войска; между рядами лип, в Нейштадте, горели бивачные огни, солдаты били скот, варили пищу; раненые тащились по улицам, либо лежали на голой земле о бок с изнуренными или палыми лошадьми. Ограбленные дочиста жители, с полунагими детьми, скитались на пожарищах домов своих, и не находя сожаления в людях, взывали о помощи к Небу; другие уходили поспешно, спасая остатки своего имущества. Впереди города, кучи трупов, обнаженных, растерзанных, валяющихся между убитыми лошадьми, в грязи, во рвах и оврагах. Всякий из подвигов доблести могущественных народов, состязавшихся между собой в деле взаимного истребления, был отмечен кровью.

Завоеватель, отвратив взор от скорбного зрелища последствий одержанной им победы, отправился, в 6 часов (по другим известиям – в 4 часа) пополудни, в королевский дворец, к своему союзнику. Измокший до костей, он ехал по улицам города умеренной рысью; его провожали восклицания толпы, сочувствующей бессознательно всякому успеху. При Наполеоне находились захваченные в плен австрийские генералы и конвой из войск Молодой гвардии. За ним несли через город 10 отбитых знамен; позади следовали захваченные орудия и тысячи пленных.