Тьма. Том 1 и 2 - Лео Сухов

— Она сказала, что несколько раз с котами пыталась. Так что я случайно в него вляпался! — не поверил я.

— Несколько раз за тысячу лет? — уточнила Мария Михайловна, вздёрнув бровь. — Да ты отлично управляешь временем, Федя. Шансов попасть на этого кота у тебя было где-то… Короче, несколько десятых процента.

— Не, ну так нельзя… Это натягивание совы на глобус! — не согласился я.

И, увидев в ответ полный непонимания взгляд, осознал: попаданец снова был опасно близок к провалу.

— Ну… Это как сказать, что сова и глобус одинаковой формы. А потом как бы в доказательство натянуть эту сову на глобус… Сам сейчас придумал, ну да… Глупое сравнение.

— Вообще-то, если после объяснения, то ничего такое, — качнула головой проректор. — И нет, я не подгоняю события под твои способности. И у твоей первоосновы хватает недостатков. И первый из них: никто не знает, как управлять этой первоосновой. Вот если бы был огонь — он бы подарил тебе такое сродство с пламенем, какое ни один двусердый не получит. А время… Это ещё хуже, чем моя волна.

— Волна? — уточнил я.

— Да, у меня волна, — кивнула Мария Михайловна. — Тоже абстрактное понятие. Зато благодаря волне я вижу теньку так, как её не видит никто. Потому что тенька — энергия. А энергия — почти волна. Даже больше волна, чем материя.

— Ну вот, а говорили, что видите впервые, — усмехнулся я.

— Со стороны — впервые, — пояснила Мария Михайловна. — Ну и по приборам… В стол встроен артефакт, который засекает проявление первоосновы. Вот на нём я за тобой и наблюдала. Но сам свою первооснову через него не увидишь.

— И это со всеми учениками приходится так целый день сидеть? — наконец, дошло до меня. — С каждым⁈

— Сюда большинство приходит с уже пробуждённой первоосновой. А те, кто без неё учится… Ну, там обычно пару месяцев работать приходится.

— Пару месяцев⁈ — не поверил я ей. — А как же я так…

— А у тебя идеальная структура! — напомнила Мария Михайловна. — К тому же, ты управляешь временем, а это тоже влияет… Ну а ещё я лучший учитель на всём белом свете. Но об этом ты, пожалуйста, никому не рассказывай, а то меня засмеют.

— Опять на мне эксперименты ставили… — догадался я.

— Вообще-то я не ожидала, что первооснова настолько чётко проявится, — призналась Малая. — Мы должны были закончить после первого, хотя бы слабенького проявления. Так что я рассчитывала управиться до обеда. Но ты оказался слишком твердолобым. Ну и твоя первооснова… Она слишком необычна и никак не накладывается на плетения «основы». В общем, пришлось тратить больше времени для пробуждения.

— И что теперь? — уточнил я.

— Теперь… Ты пойдёшь к себе в комнату, — улыбнулась госпожа проректор. — Поешь. Поспишь. А завтра, сразу после завтрака, я буду объяснять тебе, как своим желанием изменять первооснову в другие стихии.

Противиться такой настойчивой просьбе я не мог, да и не очень хотел. Покинул зал для занятий, вышел из павильона и остановился на ступеньках, вдыхая холодный ночной воздух. Слишком рано пришла в город осень. И дело тут не в капризах погоды. Дело было во Тьме. Это она окутывала город своим холодным дыханием.

Небо, затянутое плотной облачностью, не пропускало солнечный свет. А южные ветра, обычно приносившие тепло, сейчас нагоняли лишь новый холод. И в тишине ночного парка остро чувствовалась разлитая в воздухе тревога.

До общежития я дошёл быстрым шагом, а потом ещё какое-то время ждал, пока Семён Иванович отопрёт входную дверь. Полной свободы для студентов не было даже в Васильках. И если вернулся посреди ночи, то причина должна быть уважительной, иначе не пустят. Моей уважительной причиной было сообщение от Марии Михайловны, отправленное смотрителю на телефон.

— Загоняли тебя, да? — окинув меня сочувствующим взглядом, спросил смотритель.

— Было дело… — не стал обманывать я.

— Тут тебе еды натаскали… Хотели в комнату, но я вспомнил о твоём троглодите, так что всё оставил у себя. Бери пакет.

— Вот спасибо! — обрадовался я, потому что и сам уже успел подумать о том, что пришедший ночью кот вполне мог съесть не то, что в миске, а то, что у меня на столе и выглядит вкуснее.

Взяв пакеты, я пожелал Семёну Ивановичу спокойного сна и отправился к себе. Та часть коридора на четвёртом этаже, где находилась моя комната, выглядела ужасающе. Стены, пол и потолок после недавней бойни утратили ровные углы и плоскости, теперь больше напоминая какую-то пещеру. Впрочем, следы от пуль всё равно угадывались.

Окно успели вставить новое, мою дверь, похоже, тоже успели заменить. А вот лампочка горела только одна. И в её неверном свете я отчётливо различил белые линии на полу, рядом с дверью в соседнюю комнату. И ало-жёлтые ленты, которыми огородили место преступления.

Зачем ты, Самсонов-младший, покинул свою комнату? Чего и кому хотел доказать? Эту тайну ты унёс с собой в могилу. А теперь твой безутешный отец бьётся в гневе, не зная, на кого обрушить кару за твою смерть. Потому что ваша семья забыла, что местные благородные ценят только силу. Силу, которой ещё не было у молодого Самсонова.

И была у них… Я снова оглядел свою часть коридора и вздохнул. Этот случай должен был стать для меня примером, как делать не надо. Чтобы я вспоминал бедолагу Самсонова каждый раз, когда вдруг решу, что цифра на счетах что-то да значит.

Ничего! Древние рода Руси уважают силу и только силу. Можешь один ворваться в поместье рода и превратить его в руины? Значит, ты уважаемый человек! Не можешь? Значит, в твоё поместье рано или поздно ворвутся другие — те, кто посильнее.

И если Рюриковичи хоть ненадолго ослабят хватку на горле собственных бояр, Русь погрузится в кровавый хаос, в котором утонут многие. И обычные. И те двусердые, кто послабее. От этого, видимо, и пытался подстраховаться прошлый царь. Но не смог. Отступил в последний момент, ограничившись драконовскими законами.

Я, наверно, мог бы ещё долго размышлять о судьбах мира… Благо опустевшая после сегодняшних занятий голова к подобной чуши располагала. Но тут из-за двери громыхнула миска. Потом ещё раз… Потом ещё… А я почувствовал внимание… Вот именно так: