Мемнох-дьявол - Энн Райс

– Сейчас же замолчи и делай, что я скажу. – Прежде чемкто-либо успел обернуться и посмотреть на нас, Дэвид уже тащил меня за собой, искоро мы растворились среди прохожих, идущих по ледяным тротуарам. Снова и сновасдерживал он меня на этом пути. Он устал это делать. Я не винил его.

Один раз я попал в руки полицейских.

Меня поймали и пытались вытолкать из собора за то, что яхотел поговорить с ней, но потом, когда меня выводили вон, все они медленноотстранились. Они почувствовали, что я не живой, – так, как это чувствуютсмертные. Они это почувствовали и стали бормотать что-то про Плат и чудо, и ябыл бессилен что-либо сделать.

Полицейские были повсюду. Они стояли на страже, чтобыоказать помощь, подать горячего чаю; то и дело они отходили погреть над костромбелые, замерзшие руки.

Никто нас не замечал. Да и с какой стати? Мы были простодвумя неприметными мужчинами, частью толпы; наша сияющая кожа не бросалась вглаза среди этой слепящей снежной белизны, среди этих исступленных паломников,распевающих псалом за псалмом.

Витрины книжных магазинов были завалены всевозможнымиизданиями Библии, книгами по христологии. Высилась огромная пирамида книг вобложке цвета лаванды под названием «Вероника и ее Плат» Эвы Курилюк. Рядом сней лежала другая кипа: «Святые лики, тайные места» Яна Уилсона.

Люди продавали на улице брошюры и даже раздавали ихбесплатно. Я слышал говоры всех штатов страны: Техаса, Флориды, Джорджии,Калифорнии...

Библии, Библии, Библии – распродаваемые и раздаваемые.

Группа монахинь раздавала изображения святой Вероники. Носамым ходовым товаром были цветные фото самого Плата, сделанные в церкви изатем растиражированные в тысячах экземпляров.

– Чудесная милость, чудесная милость... – пели в унисонв одной из групп, раскачиваясь взад-вперед, занимая в шеренге свои места.

– Gloria, in excelsus deum! – разразился длиннобородыймужчина с простертыми руками.

Подходя ближе к церкви, мы увидели, как повсюду собираютсянебольшие группы людей. В гуще одной из них быстро, горячо говорил молодойчеловек:

– В четырнадцатом веке ее, Веронику, официально призналисвятой, и считалось, что Плат был утерян во время Четвертого крестового похода,когда венецианцы штурмовали Айя-Софию. – Он остановился, чтобы поправитьочки на носу. – Разумеется, Ватикан не преминет вынести официальноерешение по этому поводу, как всегда это делает, но из оригинала Плата ужеполучены семьдесят три копии, и это на глазах бесчисленных свидетелей, готовыхдать показания перед папским престолом.

В другом месте собралось несколько одетых в темное мужчин,должно быть священников – не могу сказать точно, – в окружении слушателей,щурящихся на снег.

– Я не утверждаю, что иезуиты не могут прийти, – сказалодин из мужчин. – Я сказал лишь, что они не придут сюда, чтобы взятьуправление в свои руки. Дора просила, чтобы хранителями Плата сталифранцисканцы, если она покинет собор.

А позади нас две женщины сошлись на том, что уже былипроведены экспертизы и что возраст Плата не вызывает сомнений.

– Сейчас нигде в мире больше не выращивается этот сорт льна;невозможно найти новый кусок такой ткани; сама новизна и чистота этой тканиявляют собой чудо.

– ...Все телесные жидкости, каждая часть изображения,полученная из жидкостей человеческого тела. Не следовало портить Плат, чтобыэто обнаружить! Это... это...

– ...Действие энзима. Но вы понимаете, как искажают подобныевещи...

– ...Нет, не «Нью-Йорк таймс». «Нью-Йорк таймс» несобирается утверждать, что три археолога признали ее подлинной...

– Не подлинной, друг мой, а лишь не имеющей современногонаучного объяснения...

– Бог и дьявол – идиоты! – произнес я.

Группа женщин повернулась ко мне в изумлении.

– Прими Иисуса как своего Спасителя, сын мой, – сказалаодна из них. – Он умер за наши грехи.

Дэвид утащил меня прочь. Никто больше не обращал на насвнимания. Маленькие школы росли как грибы – группки философов и свидетелей илипросто тех, кто поджидал очарованных, нетвердой походкой выходящих из церквилюдей с лицами, залитыми слезами.

– ...Я видел Его, я видел Его, это был лик Христа.

И прилепившаяся к арке подобно огромной паукообразной тенифигура вампира Маэла, почти невидимая для них, ждала, чтобы вступить в светутренней зари с руками, раскинутыми в форме креста.

Он бросил на нас хитрый взгляд.

– Ты тоже! – тихо сказал вампир своимсверхъестественным голосом, неслышным для прочих. – Иди, встреть солнце сраспростертыми руками! Лестат, Бог выбрал тебя в качестве Своего посланника.

– Пойдем, – молвил Дэвид. – Мы достаточно повидализа эту ночь и за все предыдущие.

– И куда же мы пойдем? – спросил я. – Перестань,не надо тянуть меня за руку. Дэвид! Ты слышишь меня?

– Уже перестал, – вежливо откликнулся он, понижая голоси тем самым как бы советуя мне тоже говорить тише. Медленно падал снег. Вближней к нам железной жаровне потрескивал огонь.

– Книги! Что с книгами? Как же, во имя Бога, я мог позабытьпро книги?!!

– Какие книги? – спросил он. Дэвид как раз подтолкнулменя, чтобы дать пройти прохожему, к витрине магазина, за стеклом которойвиднелась кучка людей, наслаждающаяся теплом и глядящая в сторону церкви.

– Книги Винкена де Вайльда. Двенадцать книг Роджера! Что сними стало?

– Они там, – сказал он. – Там, наверху, в башне.Она оставила их тебе. Лестат, я это тебе объяснял. Она говорила с тобой прошлойночью.

– В присутствии всех невозможно было говорить правду.

– Она сказала тебе, что эти реликвии теперь твои.

– Необходимо достать книги! – сказал я. О, каким же ябыл глупцом, что позабыл об этих прекрасных книгах.

– Успокойся, Лестат, не переживай. Нельзя, чтобы на тебяобращали внимание. С квартирой ничего не случилось. Она никому о ней нерассказывала. Она оставила ее нам. Она не скажет никому, что мы там были. Онамне обещала. Она отдала документы, касающиеся приюта, тебе, Лестат, неужели непонимаешь? И порвала все связи с прежней жизнью. Ее старая религия мертва,отменена. Она родилась заново, став хранительницей Плата.

– Мы этого не знаем! – рычал я. – И никогда неузнаем. А если мы не знаем и нам не дано знать, то как может это принять она?!

Он подтолкнул меня к стене.

– Я хочу вернуться и забрать книги, – сказал я.