Том 7. Последние дни - Михаил Афанасьевич Булгаков

И как поворачивается язык у балаболки! Карамзин был святой жизни человек, доблестный певец, составивший славу героев и честь народа. Семью жалко, жену жалко. Хорошая женщина. Продолжай, Леонтий Васильевич.

Дубельт. Кроме сего, ваше сиятельство, [доставлено] краткое стихотворение [давнишнего сочинения, которое ныне, по донесениям, ходит по Санкт-Петербургу и приписывается господину Пушкину].

Бенкендорф. Прочитайте, пожалуйста.

Дубельт. Осмелюсь доложить, ваше сиятельство, неудобное...

Николай I (глядя в книгу). Прочитай.

Дубельт (читает).

В России нет закона,

Есть столб, и на столбе корона.

Пауза.

Николай I. Это он?

Пауза.

Дубельт. [Покамест ручаться не могу.]

Бенкендорф. Отменно любопытно то, что кто бы ни писал подобные гнусности, а ведь припишут господину Пушкину. Уж такова фигура.

Николай I. Ты прав.

Пауза.

(Дубельту.) Сожги. [Ежели он, пусть совесть будет ему наказанием. Найти того, кто распространял.]

Дубельт бросает листок в камин.

Дубельт. Имею честь далее доложить вашему сиятельству, что не позднее послезавтрашнего я ожидаю в столице дуэль.

Бенкендорф. Между кем и кем?

Дубельт. Между двора его величества камер-юнкером Пушкиным и поручиком кавалергардского полка бароном Геккереном-Дантес. Имею копию черновика с пропусками письма Пушкина к барону Геккерену-отцу.

Николай I. Прочитай его.

Дубельт. Осмелюсь сообщить, письмо неприличное.

Николай I. Прочитай письмо.

Дубельт (читает). «...подобно старой развратнице, вы подстерегали мою жену, чтобы говорить ей о любви вашего незаконнорожденного сына. И когда, больной позорною болезнью, он оставался дома, вы говорили...» Пропуск. «...не желаю, чтобы жена моя продолжала слушать ваши родительские увещания...» Пропуск. «...ваш сын осмеливался разговаривать с ней, так как он подлец и шалопай. Имею честь быть...»

Пауза.

Николай I. Он дурно кончит. Я говорю тебе, Александр Христофорович, он дурно кончит. Теперь я это вижу.

Бенкендорф. Он бретер, ваше величество.

Николай I. Верно ли, что Геккерен нашептывал ей?

Бенкендорф. Верно, ваше величество. Вчера на балу у Воронцовой.

Пауза.

Николай I. Посланник.

Пауза.

Прости, Александр Христофорович, что такую обузу тебе навязал. Истинное мучение.

Бенкендорф. Таков мой долг, ваше величество.

Николай I. Позорной жизни человек. Ничем и никогда не смоет перед детьми с себя сих пятен. Но время отмстит ему за эти стихи, за поруганную национальную честь. И умрет он не по-христиански. (Встает.) Спокойной ночи. Не провожай меня, Леонтий Васильевич. (Выходит.)

Бенкендорф устремляется за ним. Дубельт некоторое время один. Бенкендорф возвращается.

Бенкендорф. Хорошее сердце у императора.

Дубельт. Золотое сердце.

Пауза.

Бенкендорф. Так как же быть с дуэлью?

Дубельт. Это как прикажете, ваше сиятельство.

Пауза.

Бенкендорф. Извольте послать на место дуэли с тем, чтобы взяли с пистолетами и под суд. Примите во внимание, место могут изменить.

Дубельт. Понимаю, ваше сиятельство.

Пауза.

Бенкендорф. Дантес каков стрелок?

Дубельт. Туз — пятнадцать шагов.

Пауза.

Бенкендорф. Императора жаль.

Дубельт. Еще бы.

Пауза.

Бенкендорф (вставая). Примите меры, Леонтий Васильевич, чтобы жандармы не ошиблись. А то поедут не туда...

Пауза.

Дубельт. Слушаю, ваше сиятельство.

Бенкендорф. Покойной ночи, Леонтий Васильевич. (Выходит.)

Дубельт (один). Буря мглою небо... Не туда... Тебе хорошо говорить. (Думает.) Буря мглою... (Звонит.)

Дверь приоткрывается.

Ротмистра Ракеева ко мне!

Темно.

Занавес

Действие третье

Квартира Геккерена в посольстве. Богато и обильно убранная комната. Картины мастеров, ковры, коллекция оружия. Геккерен сидит и слушает музыкальную шкатулку. Дантес входит. Он в сюртуке.

Дантес. Добрый день, отец.

Геккерен. А, мой дорогой мальчик, здравствуй. Ну иди сюда, садись. Я давно тебя не видел и соскучился.

Дантес садится. Геккерен гладит его волосы.

Отчего у тебя недовольное лицо? Откройся мне. Своим молчанием ты причиняешь мне боль.

Дантес. J’étais très fatigué ces jours-ci...[129] У меня сплин. Вот уже третий день метель. Мне кажется, что ежели бы я прожил здесь сто лет, я бы не привык к этому климату. Летит снег, и все белое.

Геккерен. Ты хандришь. А это дурно.

Дантес. Снег, снег.

Геккерен. А я привык за эти четырнадцать лет. Il n’y a pas d’autre endroit au monde, qui me donne, comme Petersbourg, le sentiment d’être à la maison, un sentiment de lendresse, de calme et de paix...[130] Когда мне становится скучно, я ухожу сюда, запираюсь от людей, любуюсь, ведь это сокровища. Послушай, какая музыка. (Пускает в ход музыкальный ящик.)

Дантес. Мне скучно, отец.

Геккерен. Зачем ты это сделал, Жорж? Как хорошо, как тихо мы жили вдвоем!

Дантес. Это смешно! Ты-то знаешь, что я не мог не жениться на Екатерине.

Геккерен. Вот я и говорю — твои страсти убьют меня! Зачем ты разрушил наш очаг? Лишь только в дом вошла женщина, я стал беспокоен, как будто я потерял свой угол. Я потерял тебя. В дом вошла беременность, шум, улица. Я ненавижу женщин.

Дантес. Ne croyez pas de grâce que j’aie oublié cela[131]. Я это знаю очень хорошо.

Геккерен. Ты неблагодарен. Ты растоптал мой покой.

Дантес (глядя в окно). Это несносно. Смотри, все смешалось и исчезло.

Геккерен. Ну а теперь на что ты можешь жаловаться? Отчего ты тоскуешь? Ведь ты увидишь ее? Твои желания исполнены. Ну а о моих никто не думает. Нет, другой бы давно отвернулся от тебя.

Дантес. Я хочу увезти Наталью в Париж.

Геккерен. Что такое? О Боже! Этого даже я не ожидал. Да ты подумал ли о том, что ты говоришь? Стало быть, мало того, что ты лишил меня покоя, но ты хочешь еще и разбить жизнь. Да обо мне-то ты подумал? Вся карьера, все кончено! Ведь все это погибнет! Да нет, нет, я не верю!.. Ты жестокий человек, ты хочешь убить меня.

Стук.

Да, да.

Слуга (входит, подает письмо). Вашему превосходительству. (Выходит.)

Геккерен (вскрывая письмо). Ты позволишь?

Дантес. Пожалуйста.

Геккерен читает письмо, роняет его.

Что такое?

Геккерен. Я говорил тебе. Читай.

Дантес (читает).

Пауза.

Так. Так.

Геккерен. Как смеет! Мне! Он забыл, кто я! Я уничтожу его! Мне!

Пауза.

Беда. Вот пришла беда. Что ты сделал со мной?

Дантес. Ты меня упрекаешь за чужую гнусность?

Геккерен. Это бешеный зверь. Жорж, ты отдал меня в руки бретера.

Дантес. О, не спеши. (Смотрит в окно.) Снег, снег. (Читает.) Речь идет не о тебе. У этого господина плохой стиль. Я всегда спорил