Ледяная колыбель - Джим Чайковски

«Я все-таки стану императрицей!»

* * *

Джубайр устроился вместе с остальными в маленьком обеденном зале императорского павильона. Он бывал здесь достаточно часто, чтобы понять: помещение заранее подготовили для столь ответственного собрания. Большой стол передвинули так, чтобы он был обращен к балкону, с которого открывался вид на территорию виллы и на залив Благословенных, над гладью которого возвышались Каменные Боги, отбрасывая на воду свои величественные тени. С одной стороны стола, лицом к этом виду, стояли пять одинаковых кресел.

Прислугу явно поставили в известность, сколько высокопоставленных персон будет присутствовать на встрече. Впрочем, имелся еще и шестой участник – чааен Граш. Но этот человек официально не входил в состав имперского совета, так что ему предстояло стоять. Тем не менее Джубайр попросил Граша тоже присутствовать. Если кто и знал императора Маккара лучше всех, так это самый обожаемый и почитаемый друг и советник его отца. Поскольку собравшимся предстояло оценить здравомыслие императора и его душевный настрой, мнение Граша могло оказаться весьма полезным.

Пока они дожидались Аалийю, Джубайр силился уловить настроение в зале.

Крыло Драэр и принц Мариш, оба из воздушного флота, стояли в сторонке с одинаково нахмуренными лицами. Оба, похоже, были одинаково настроены против Аалийи, отказываясь расцепить упрямо сложенные на груди руки даже для того, чтобы сделать глоток вина или угоститься сдобной лепешкой с соленым угрем.

Стоящие поодаль Щит Ангелон и Парус Гаррин, склонив головы, негромко спорили, наверняка обсуждая достоинства и недостатки столь радикального курса. Судя по всему, Гаррин склонялся в сторону Аалийи, а Ангелон – против. И все же ни один, ни другой так и не пришли к окончательному мнению, колеблясь и мечась во все стороны, как паруса во время бури.

Единственным, кто вроде соблюдал нейтралитет, был чааен Граш, который выглядел задумчивым и обеспокоенным – хотя и не по поводу решения, которое предстояло принять этим утром, а из-за императора, которого он нежно любил.

Наконец откуда-то пропел маленький рожок. Смотритель павильона – худощавый мужчина в серой рубахе до пят, затянутой малиновым поясом, – попросил всех занять свои места. Ворвавшаяся в зал толпа слуг уже убрала со стола тарелки, подносы и прочие остатки легкой утренней трапезы, сервированной для участников собрания. Каждую крошку, каждую капельку пролитого вина тщательно вытерли, оставив стол в той же степени девственно-чистым, в какой он был бесценным.

Столешница его была вырублена из опавшей сухой ветви талнисса – а ветви у этих гигантских деревьев опадали так редко, что это и само по себе считалось подарком богов. Ее черную поверхность пронизывали яркие серебряные прожилки. Дерево было таким темным, что казалось, будто стол сделан из одних этих сверкающих нитей. Древесина талнисса ценилась превыше всего на свете, стоя в сто раз дороже своего веса в золоте. Одного только этого стола хватило бы для финансирования постройки целого военного корабля.

Направляясь к своему месту, Джубайр провел ладонью по его гладкой поверхности. Свой императорский плащ он оставил застегнутым на шее, но перед тем, как усесться, перекинул его полы через низкую спинку кресла. Вышитый на нем ястреб Хэшанов с бриллиантовыми глазами и золотыми когтями ярко сверкал у него со спины, словно пытаясь соперничать с богатым столом.

Остальные устроились по обе стороны от него – Крыло и Мариш слева, а Щит и Парус справа. Граш встал за плечом у Джубайра, готовый предложить ему совет и поддержку. И все же, сидя в центре стола, принц ощущал все тяжесть возложенной на него ответственности. Отец оставил ему этот плащ и руководство империей на время своего отсутствия. Джубайр почитал это отцовское благословение и не стал бы без веской причины отказываться от него.

Снова прозвучал рожок. В зале воцарилась выжидательная тишина.

Из мраморного коридора послышались приближающиеся шаги. Все взгляды обратились к двери. Когда в зал вошла Аалийя, у всех сидящих за столом пресеклось дыхание. Кто-то приглушенно ахнул. Возможно, ахнул даже сам Джубайр, но он был слишком потрясен, чтобы знать это наверняка.

Аалийя вступила в зал совершенно обнаженной. Ее блестящая, умащенная темным маслом кожа приобрела примерно тот же оттенок, что и драгоценный стол. Усиливал этот эффект сложный узор из серебристых линий, окутывающих все ее тело и образующих на животе сияющий силуэт ястреба – герб династии Хэшанов. Длинные волосы Аалийи были расплетены и, гладко расчесанные, волнами ниспадали на плечи.

В руках она несла серебряное блюдо, на котором покоился императорский венец из темного железа. Ярко-синие сапфиры на нем перекликались своим сиянием с водами залива позади нее. Пока Аалийя шла к собравшимся за столом, Каменные Боги возвышались прямо у нее за плечами.

По бокам от нее шагали два принца – Рами слева, Канте справа. На полпути они остановились, позволив Аалийи идти вперед одной, во всех смыслах открытой всем взглядам. Она смотрела прямо перед собой – смиренно, но не опуская высоко поднятой головы.

Подойдя к столу, Аалийя поставила блюдо с железным обручем перед Джубайром.

– Ни одна рука не прикасалась к сему венцу с тех пор, как мой отец навязал его мне. И вот теперь я вручаю его вам, чтобы вы решили его судьбу.

Она на четыре шага отступила, и в этот момент оба принца шагнули вперед, распахнув между собой роскошную мантию. Внутри та была матово-золотистой, а снаружи усыпана изображениями лепестков всех оттенков красного. Они накинули мантию ей на плечи, прикрыв ее наготу и одним движением превратив Аалийю в Просветленную Розу империи.

Она вновь сделала шаг вперед, утверждаясь на прежнем месте.

– У меня нет никакого желания быть императрицей. Я явилась сюда лишь для того, чтобы повторить перед всеми вами пожелания моего отца, высказанные прямо перед тем, как умоисступление полностью завладело им. Оставляю на ваше усмотрение: оставить их без внимания или же уважить.

Джубайр поймал себя на том, что затаил дыхание, и медленно выдохнул, поглядывая направо и налево. Ни у кого не хватило духу заговорить – все были по-прежнему ошеломлены. Хотя Мариш едва обратил внимание на Аалийю – его взгляд был прикован к венцу. Он выглядел готовым броситься и схватить его, и вполне мог бы это сделать, если б не Щит, Крыло и Парус. Чтобы надеяться когда-либо надеть эту корону, требовалось получить одобрение всех троих.

Джубайр тоже глянул на железный изукрашенный обруч, но, в отличие от Мариша, практически не задержал на нем взгляд. Если что, то при виде него он ощутил укол страха – то ли представив себе жесткого и сурового человека, который недавно носил этот венец, то ли из-за собственного нежелания когда-либо возложить на себя его бремя.

Первые слова в ответ на речь Аалийи прозвучали не из-за стола, а из-за плеча Джубайра.

– А что там с императором Маккаром? – спросил чааен Граш. – Как его самочувствие?

Аалийя прикрыла глаза, подбородок у нее упал на грудь:

– Сейчас ты сам это увидишь.

После этих ее слов в дверях появилась еще одна троица. И на сей раз все действительно ахнули.

Джубайр вскочил, путаясь в плаще.

– Отец…

В зал нетвердой походкой вошел император Маккар, тяжело опираясь на руку Оракла из Казена. По другую сторону от его отца семенила настоятельница Шайр, правительница Экс’Ора и одна из самых почитаемых целительниц Клаша. Император был одет с обычным великолепием и пышностью – в белоснежное одеяние «геригуд», дополненное начищенными сапогами из змеиной кожи и золотой шапочкой. Только вот это богатое одеяние казалось насмешкой над человеком, надевшим его. Отец Джубайра смотрел во все стороны и при этом в никуда. Из рта у него стекала слюна. Правая щека дергалась при каждом шаге.

Чааен Граш бросился вокруг стола.

– Маккар! – выпалил он, забыв от потрясения добавить любой надлежащий титул или почетное обращение. Лишь подбежав к императору, чааен наконец взял себя в руки. – Ваша Блистательность, это я… Чааен Граш!

Маккар посмотрел на своего самого близкого друга, не узнавая его. Тем не менее явно силился что-то вспомнить, как будто искреннее горе Граша сильней его слов рассеяло туман, клубящийся в голове у императора. Джубайр заметил,