Лето ночи - Дэн Симмонс

Дейл слышал собственный голос – сильный, отчетливый, и уверенный – как бы со стороны. Словно смотрел кино. При этом какая-то часть его разума наслаждалась видом из окна: Иллинойс Ривер, широкая и серая, блестела под солнцем, между лесистыми утесами, далеко внизу бежала железная дорога, тянулась серая лента шоссе, ведущего в Пеорию.

– Об этом я ничего не знаю, – сказал Деннис Эшли-Монтэгю, нервно перекладывая на столе бумаги. – Сожалею о несчастном случае, происшедшем с вашим другом. Конечно, я уже читал об этом в газетах.

– Это не было несчастным случаем, – покачал головой Дейл. – Кто-то, кто уже давно связан с колоколом, убил его. Существуют еще и другие явления… Что-то, что появляется по ночам… Теперь мистер Эшли-Монтэгю стоял позади своего стола. Очки на нем были в круглой, темной оправе и делали его похожим на одного комического персонажа из фильмов. Того, который вечно выпрыгивал из окон.

– Какие явления? – голос его снизился до шепота. И был едва слышен в огромной комнате.

Дейл пожал плечами. Он знал, что не должен слишком откровенничать, но понятия не имел каким образом все же дать понять этому человеку, что им известно о том, что здесь что-то происходит. В эту секунду Дейл представил себе, как вдруг в одной из стен открывается потайная панель и оттуда выходят Ван Сайк и доктор Рун и тихо обходят его сзади. А позади них, из углов на него набрасываются явления… Дейл подавил желание оглянуться через плечо. Интересно, если он не выйдет отсюда, Харлен уедет без него или нет. Лично Дейл уехал бы.

– Например, мертвый солдат, – ответил он. – Человек по имени Уилльям Кэмпбел Филипс, если быть точным. Например, возвращение мертвой учительницы. И другие явления… Существа, возникающие из земли… Даже для самого Дейла это звучало глупо. Он был рад, что замолчал прежде, чем успел упомянуть и о змее, выползшем из кладовки и спрятавшемся под кроватью его брата. Внезапно у него мелькнула мысль. Я ведь не видел ничего этого. Я принял на веру слова Майка и Харлена. Все, что я видел, это дыры в земле. Боже Милостивый, сейчас этот человек позвонит в полицию и меня упекут в психушку. Я окажусь там даже прежде, чем мама поймет, что я опаздываю к ужину. Рассуждение было здравым. Но Дейл не поверил ему ни на секунду. Он верил Майку. Он верил записям Дьюана. Он верил своим друзьям.

Мистер Эшли-Монтэгю почти рухнул в кресло.

– Боже мой, Боже мой, – прошептал он наклонился вперед будто хотел спрятать лицо в ладонях. Но вместо этого он снял очки и принялся протирать их белоснежным носовым платком. – Что вы хотите?

У Дейла чуть не вырвался вздох облегчения.

– Я хочу знать, что происходит, – сказал он. – Я хочу видеть записи историка… Доктора Пристмана… Хочу, чтобы вы рассказали мне все, что знаете о колоколе и о том, что произошло когда-то. И больше всего… – Теперь у него все-таки вырвался вздох облегчения. – Больше всего я хочу знать, как можно остановить это все.

Сквозь решетку с западной стороны подвала, расположенного под эстрадой, пробивался солнечный свет и бликами ложился на темную, влажную землю. Майк и Минк сидели рядом пока старик вел свое повествование, часто прерываемое большими глотками шампанского, долгими приступами кашля и еще более долгими приступами молчания.

– Та зима была очень холодной, холода настали как раз после наступления Нового Года… И нового века… Я тогда был маленьким пацаном, не старше, чем ты сейчас. Сколько тебе? Двенадцать? Нет, одиннадцать?… А, ну и мне было примерно столько же, когда повесили того негра.

– Школу я тогда уже бросил. Большинство из нас не ходили в школу подолгу… Только, чтобы научиться подписывать свое имя… Да немного считать… Вот и все, что требовалось человеку в те времена. Мы с братьями нужны были отцу на ферме. Поэтому в то время когда повесили негра, я уже забросил школу…

– В том году у нас в городке стали пропадать дети. Когда исчезла маленькая Кэмпбел, это привлекло внимание всех потому, что ее тело обнаружили и потому что они были богачами и все такое… Но и до нее пропало четверо или пятеро ребятишек. Они просто не вернулись домой. Помню, я тогда дружил с одним маленьким поляком, Стрбнски была их фамилия, его отец работал в бригаде железнодорожных рабочих, которые тянули дорогу через наш город, да так здесь и остался. Стефан его звали. Ну, мы со Стефаном как-то слонялись возле салуна, поджидая своих отцов. Как раз за несколько недель до Рождества. Я-то своего нашел, и мы с братом усадили его на телегу и повезли домой, а Стефана больше никто не видел. Никогда. Последнее, что я помню, это как он брел через сугробы по Мейн Стрит в своих заплатанных штанах и в руках у него была банка, в которой он таскал пиво для своей старухи… Что-то сцапало Стефана, то самое, что потом утащило двойняшек Майеров и этого… Как его звали… Маленького мексиканца. Они жили там, где сейчас свалка… Но, конечно, внимание всех привлекла смерть маленькой Кэмпбел, она все-таки была племянницей доктора и все такое.

– Когда ее двоюродный брат, Билли Филипс, ворвался в салун… Нет не к Карлу, этой пивной тогда еще не было… Большой салун был там где теперь этот дурацкий магазин… Ладно, в общем, когда этот сопляк Билли Филипс ворвался холодным вечером и заорал, что у негра, который живет за путями, нашли платье его сестры, ну тут салун опустел через полминуты… И я тоже, помню как я бежал, чтобы не отстать от отца…, а на улице в своей двуколке сидел мистер Эшли, и на коленях у него лежало ружье… То самое, из которого он выстрелил в себя через несколько лет… Сидел так, будто ждал нас.

– Надо идти, ребята, – закричал он. – Справедливость должна восторжествовать.

– И тут вся толпа мужчин заревела… Ну знаешь, толпа соображает не лучше, чем кобель, когда перед его носом сучка в течке,…

Ну и все мы побежали туда, и пар валил у всех изо рта, он казался прямо золотым на солнце… Я даже помню, как пар вырывался из ноздрей лошадей… Пары черных кобыл, запряженных в коляску мистера Эшли… Да и некоторые другие были в колясках… И мы помчались на северную часть города, где позади свечного заводика проходила старая одноколейка, и этот негр задрожал и стал таращиться на нас… А до этого он что-то жарил на сковороде, готовил жратву, в общем… И парочка его друзей была здесь же, они тогда никогда не ходили по одиночке, и им не разрешалось бывать в городе после темноты, конечно… Но они не стали ввязываться, они брызнули в разные стороны, как перепуганные псы, понявшие, что сейчас будет порка.

– У черномазого была кровать-скатка, ну мужчины разорвали ее и все увидели… Там было платье маленькой Кэмпбел, все в засохшей крови, ну и еще кое в чем… Ты понимаешь, сынок, о чем я говорю.

– И они потащили негра к школе, тогда она была навроде центра города. В школе и все собрания проходили, и на выборы мы туда ходили, и все сделки тоже там совершались… И негра они туда поволокли… Я, помню, всегда болтался на улице, когда начинали звонить в колокол, чтобы все собирались побыстрее, если дело было важное. И тогда, помню, я тоже там стоял, мы еще пулялись снежками с Лестером Коллинсом и Мерри Уиттакером и отцом Кони Дейзингером… Не помню, как его звали. Там и все пацаны собрались, которые пришли с отцами. Но вдруг как-то быстро стемнело… Стало по-настоящему темно… И жутко холодно… Как у ведьмы за пазухой… В тот год весь чертов город был отрезан начисто, ты понимаешь, навроде как опечатан, из-за того что дороги стали жуть какими скользкими, и сугробы. Даже в Оук Хилл было не добраться, понимаешь, такие были дороги. Поезда еще ходили, но не каждый день. Так ведь сугробы – во, и никаких снегоочистителей на дорогах, и холодина… Вот мы и остались сами по себе.