Меч на ладонях - Андрей Муравьев

Идти за выкупом «полочанин» решил на следующий день утром. А пока суть да дело, оба они плотно перекусили, благо перед попаданием в плен деньги у итальянца в кошеле были. После ужина у хозяина заведения потребовали бумагу, перо и чернила. Владелец гостиного дома не удивился такой прихоти постояльцев: частые торговые гости, останавливаясь на ночлег, бывало, занимались и деловой перепиской или подсчетом. Вместе с пером, маленькой пузатой чернильницей и тремя листками желтоватой плотной бумаги слуга принес рог с мелким песком (вместо папье-маше) и специальную доску для письма.

Послание родителям сел сочинять сам Бернардо Миссаглия. Неудачливый отпрыск оружейных дел мастера долго сопел, грыз перо, вздыхал, но, как только Малышев демонстративно вынул кинжал, припал к столешнице и в едином порыве накатал почти страницу корявых закорючек. Тут обнаружилась еще одна проблема. Как ни боялся пленник своего «колдуна-победителя», но в письме он мог изложить не просьбу о выкупе, а требование захватить подателя письма и пытать его. Такой вариант нельзя было исключать. Малышев придирчиво осмотрел крупный почерк миланца. Если понимать и даже говорить на итальянском у русича еще как-то получалось, то разобрать значки исковерканной латыни мог только местный.

Решив, что утро вечера мудренее, Малышев спрятал на груди письмо с требованием «выдать подателю сего триста солидов на выкуп сына» и лег спать. Рядом на полу (в комнате была только одна кровать) что-то мычал заткнутым кляпом ртом связанный Бернардо, внизу гудел общий зал, разнося по дому гомон, крики и пьяные споры.

Сон не шел. К набитым сеном тюфякам за время, проведенное в одиннадцатом веке, Костя привык, так что проблема была не в уровне комфорта. Ворочаясь, русич думал о том, как сейчас дела в крепости и не сделал ли он ошибку, решив уехать из-под стен Ги? Может, стоило прирезать пленника и пробиваться к замку или городским воротам? Патронов ведь оставалось достаточно, могло и получиться…

Терзаемый такими мыслями, Малышев проворочался минут пятнадцать. Даже уставшие после переходов ноги не могли заставить тело заснуть. Решив, что переживаниями дело не исправить, Костя поднялся и двинулся к выходу из комнаты: Бернардо связан и спит, а раз к нему сон не идет, то можно попробовать узнать, чем дышит город. Может, кто и про отца этого плененного ротозея что расскажет. Посмотрим.

5

Осада велась по всем правилам. Горовой снова глянул через зубцы стен: судя по редким выстрелам, Костя и Захар удачно добрались до города. Вот только про потайные ходы стало известно противнику: уже трижды разные отряды миланцев пробовали пробиться через лазы внутрь замка. И трижды убирались восвояси, облитые кипятком и смолой, вкусив в полной мере через решетку остроту стрел и копий бравых лучников. Горовой приказал засыпать оба лаза, выходы из которых находились далеко от стен замка, чтобы противник не смог, пробив потолок подземной галереи, прокопать из них другой путь наверх.

Дела защитников обстояли неважно. Число боеспособных воинов с шестидесяти человек усилиями миланцев было сокращено до полусотни, да и тех хватало только на то, чтобы в случае штурма прикрыть участок стены длиной в сотню метров. Навались атакующие на замок с трех сторон, и защищаться будет некому. Стрелки в гарнизоне оказались просто аховые. А в рукопашном бою смотрелись еще хуже. То, что они все – бывшие крестьяне и обучены слабо, было известным фактом, но теперь выяснилось, что большая часть гарнизона была принята в дружину только за пару недель до прибытия баронессы, когда прискакал гонец от папы с сообщением, что скоро к ним пожалует новая госпожа. Тогда д'Кобос срочно набрал в окрестных деревнях добровольцев, чтобы придать своему малочисленному гарнизону хоть какой-то вес в глазах Иоланты.

Горовой вздохнул. Эти увальни даже к караульной службе относились как к возможности поспать в тишине. За первые две ночи он дважды ловил прикорнувших на посту стражей. Когда он распекал их, выражения лиц стрелков, мало отличавшихся от окрестных коров по наличию в глазах хоть каких-то мыслей, не менялись – все та же покорная учтивость и скудоумие. Они говорили: «Си, синьор рыцарь», «Больше никогда». И тут же начинали пристраиваться к стеночке. Даже после того, как, не выдержав, казак отметелил одного из нерадивых охранников, стрелки не обременяли себя усилиями на вверенных постах. Приходилось повторять процедуру раз за разом, пока до последнего тугодума из вверенного гарнизона не дошло, что строгий благородный гость баронессы может выйти на проверку в любую минуту ночи. Только тогда караульные прекратили спать. Надолго ли?

Миланцы не спешили идти на приступ. Все внимание их было направлено на Ги. Очевидно, нынешний командир захватчиков решил, что после падения города защитников замка можно будет осаждать хоть год. То, что внутри замка воинов мало и стрелки в замке плохие, – миланцы уже поняли. Угрозу представляли только колдуны, но чернокнижники в чистом поле будут не столь опасны, как возле своих лабораторий. На всякий случай на расстоянии ста метров от ворот воины архиепископа возвели небольшой бастион, обнесли его земляным валом, вырыли ров и поставили частокол. Теперь из замка было невозможно сделать попытку пробиться к городу. Только под стрелами сидевших в бастионе лучников миланцев.

Зато у Горового появилось время. Еды здесь вдоволь, вода есть. Все за них. Целый день лучники под руководством Биньо тренируются во дворе: кто стреляет, кто мечом машет, кто копьем орудует. Иногда вниз спускается и сам, тогда уж он спуску новобранцам не дает. Сгоняет за день с каждого по десять потов, а ночью на пост по очереди. Из полутора десятков раненых после штурма в строй вернулись в течение двух дней девять. Двое умерли… Остальные под присмотром местного ученого Бернавозо и пары наиболее сведущих в этом деле бабок находились между жизнью и смертью. Так что теперь попавшие в караул старались, чтобы к ним не мог придраться ни строгий рыцарь, ни старик Биньо, который чувствовал день ото дня себя все моложе и все чаще покрикивал на молодых селянских увальней, не желавших разбираться, как правильно тянуть тетиву или ставить плечо при ударе копьем.

– Если так дальше пойдет, то через пару недель у нас будут вполне приличные рубаки, – пошутил подошедший Улугбек Карлович.

– Як з порохом справа? – спросил казак.

Ученый пожал плечами:

– Вы знаете, я – не химик, да и технология Кости не самая простая. И одна из самых вонючих. – Он улыбнулся. – Пока мы выпаривали селитру, сбежало два секрета миланцев, которые стояли с подветренной стороны. Думаю, господин подъесаул, что через день-два мы сможем поднять «Еву» с зарядом на десяток выстрелов в надвратную башенку. Только пускай подсохнет смесь чуть-чуть.

Казак кивнул головой:

– Пушка – цэ добро! С антилерией мы на голову их сильней будем. А то и на две. – Он вздохнул. – Нам бы ящэ десяточек кавалерии. Чтобы вывести потиху ночью, да в момент верный во фланг вдарить. То была бы справа знатная!

Улугбек потер покрасневшие от недосыпания глаза:

– Ну, чего нет, друг ты мой, то с неба не упадет.