Жизнь на грешной земле - Анатолий Иванов
Шрифт:
Интервал:
Одну из лошадей подвели Ермаку, он вскочил в седло.
— Братушки-и! За Ивана Кольца-а! За Богдана Брязгу, за Никиту Пана-а! За всех погибших казаков!
И с поднятой саблей ринулся вперед, увлекая остальных.
Предводитель татарских воинов, так и не доскакав до гущи дерущихся, осадил коня, закрутил его на месте…
Остальные татарские всадники, помедлив, повернули коней вспять.
…Скачет предводитель в одиночестве к холму, на котором находится карача. Подскакав, свалился с лошади, подполз к сапогам карачи.
— Великий хан! Они побили многих наших воинов, остальные отказываются идти в бой.
— Паршивая собака! — вскочил карача. — Как ты смеешь так называть меня?! Наш хан — великий Кучум! Привязать его ногами к седлу!
Телохранители кинулись на незадачливого военачальника, сорвали с него оружие, золоченую кольчугу, почти все одежды, повалили на землю, длинным арканом захлестнули ноги, конец аркана привязали к седлу. Карача хмуро наблюдал за происходящим, визг и стоны обреченного вызывали у него лишь зловещую усмешку Потом тронул коня. За ним устремились телохранители, голова несчастного застучала об землю, по которой вскоре потянулся кровавый след.
— A-а, явился, блудливый пес! — Кучум пнул распростертого перед ним карачу. — Захотел без меня одолеть Ермака и ханом стать!
— Повелитель Сибири! Видит Аллах, я же для хитрости от тебя ушел! — карача встал на колени. — И эта хитрость много врагов твоих погубила.
— А ханом позволял себя называть — тоже для хитрости? — взревел Кучум.
— Это льстивые люди передо мной юлили. Я таких казнил без жалости. К лошадиным хвостам привязывал Сомневаешься в моей верности — руби мне голову.
И карача снова ткнул голову в ковер.
Кучум опустился в свое золоченое кресло, рядом с которым сидел его сын Алей, зловеще глядел на обнаженную шею Карачи.
— Голову отрубить просто. А где взять верных людей отец?
— Ты думаешь, этот верный?
— А иначе он бы явился к тебе?
— Верни мне, великий хан, свое доверие, и я перехитрю Ермака! — снова вскинул голову карача.
— Как?
— Пока не знаю. Думать буду… — Карача, видя, что гнев хана притих, осторожно встал с колен. — Один из сибирских знакомцев Ермака — мой верный человек, вели кий хан.
— Кто?
— Вогульский князь Юмшан.
Вогульский князек Юмшан во главе кучки всадников въехал в ворота Кашлыка. За ним тянулось с полдюжины повозок.
— Здравствуй, славный князь Юмшан.
— Здравствуй, великий атаман Ермак. Вот, ясак с моего улуса привез. Сам приехал славного Ермака повидать, вино привез в подарок…
Стукнулись четыре глиняные кружки. Ермак, Александров Черкас, Мещеряк Матвей и князек Юмшан выпили, стали закусывать жареными гусями, яблоками, виноградом.
— Откуда ж все это у тебя? — спросил Мещеряк.
— Бухарские купцы были. Они с Кучумом торгуют, со всеми татарскими князьями торгуют. Мно-ого товаров всяких за шкурки дают.
— А что же они с нами не торгуют? — спросил Ермак.
— Вокруг Кашлыка люди Кумача стояли, купцов не пропускали.
— Сейчас-то осады нету, — сказал Александров.
— Сейчас купцов из Бухары нету. Позже приедут, как фрукты-яблоки поспеют.
— Как появятся, скажи-ка им путь на Кашлык, — попросил Ермак. — Нам без торговли никак нельзя.
— Скажу, скажу, — закивал вогульский князек Юмшан.
На берегу Иртыша строились новые струги. Четыре были уже готовы, пятый достраивался. Тут же валялись остовы обгоревших судов, сожженных татарами во время зимней осады Кашлыка.
Казаки в исподних рубахах обтесывали доски. Другие поодаль варили смолу в котле.
Ермак с Мещеряком шли по берегу, оглядывая работу.
— Ежели к сентябрю помощи, за коей мы к новому царю гонцов послали, не окажется, из Сибири надо уходить, — тихо говорил на ходу Ермак Мещеряку. — Еще одну зиму не одолеть — что нас осталось-то, сотня человек…
Возле махавшего топором Савки Керкуна атаманы остановились.
— Видал я ноне твою остяцкую женку, третьего сына, что ли, ждешь? — спросил Ермак.
— Да засадили вроде с Анной, — ответил Керкун.
— Умельцы!
— Остячки на любовь горячие, атаман, — улыбнулся Керкун.
— Атаман! Где атаман? — послышался голос Александрова.
— Здесь я.
Из-за струга, стоявшего на песке, появился Черкас.
— Атаман! Там гонец от князя Юмшана.
— Ну?
— Князь вогульский сообщает, что он караван бухарских купцов к тебе послал, а люди Кучума их не пускают в устье Вагая заперли.
— Так… — Ермак опустился на бревно, пригласил присесть Матвея с Черкасом. Помолчали. — Пожалуй, схожу-ка я на Вагай с полусотней.
— Стоит ли, атаман? — сказал осторожный Мещеряк.
— Стоит! Пусть купцы знают, что мы пришли в Сибирь навсегда! А торговля нам во как нужна. — Ермак встал. — Через две-три недели вернусь! А покуда вы тут с Александровым оберегайтесь.
— Сам поосторожнее там, — сказал Мещеряк.
— Да на воде какая нам опасность!
Бьют по воде весла, один за другим плывут струги вверх по Иртышу.
Князь Юмшан, чуть раздвигая кустарник, плетью показывает караче и Алею на струги Сзади стоят их лошади.
— Там сам Ермак… Во время ночлега на берегу их легко перебить.
— Великий хан Кучум оценит твою верность, князь, сказал Алей.
Ночь. Но струги, освещая тьму факелами, движутся посередине реки.
— Проклятье! — прохрипел Алей. — Они третий день не пристают к берегу.
— Пристанут, храбрый Алей, — ответил карача.
— Мои воины валятся с ног, — сказал Алей.
— Люди Ермака тоже не железные.
При ярком солнце струги Ермака свернули в устье неширокой реки. Ермак вглядывается в таежные берега.
Как лисы крадутся по берегу воины Алея.
Вечер. Небо распарывают молнии, хлещет дождь.
— Похоже, никакими бухарскими купцами здесь и не пахнет, — мрачно сказал Керкун, обтирая мокрое лицо.
— Атаман, посушиться бы, — проговорил казак на рулевом весле.
— А коли татары на берегу?
— Мой друг Ермак правильно говорит, — поддержал Игичей.
— Вон пустой остров посреди реки Какие там та тары?
Ермак глянул на заросший кустарником крошечный островок с небольшой песчаной косой, поглядел на сырое небо.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!