Проклятые поэты - Игорь Иванович Гарин

  С палой листвою.

П. Верлен

Он был несчастен, но никогда не лгал.

А. Франс

Минутами – я жалкий челн. Беззвездный,

Весь в облаках встречая небосклон,

Один, без мачт сквозь бурю мчится он

С молитвою и ожидая бездны.

Штрихи к автопортрету:

У этого Прóклятого судьба самая неласковая – это тихое слово лучше всего говорит о бедствиях его существования, вызванных непорочностью характера и мягкостью (неизлечимой?) сердца.

Черный сон мои дни

Затопил по края:

Спи, желанье, усни.

Спи, надежда моя!

Не очнуться душе!

Все окутала мгла,

Я не помню уже

Ни добра и ни зла.

Колыбелью плыву

Я под сводами сна.

И одно наяву —

Тишина, тишина…

Или это:

О душа, что тоскуешь,

И какой в этом толк?

И чего ты взыскуешь?

Вот он, высший твой долг,

Так чего ты взыскуешь?

Взгляд бессмысленно-туп,

Перекошена в муке

Щель искусанных губ…

Что ж ломаешь ты руки,

Ты, безвольный, как труп?

Или нет упованья?

Не обещан исход?

И бесцельны скитанья,

И неверен оплот —

Долгий опыт страданья?

Отгони этот сон,

Плач глухой и натужный, —

Солнцем день озарен,

Ждать нельзя и не нужно:

В небе алый трезвон.

Или это:

И в сердце растрава,

И дождик с утра,

Откуда бы, право,

Такая хандра?

О дождик желанный,

Твой шорох – предлог

Душе бесталанной

Всплакнуть под шумок.

Откуда ж кручина

И сердца вдовство?

Хандра без причины

И ни от чего.

Хандра ниоткуда,

Но та и хандра,

Когда не от худа

И не от добра.

Или это:

Он столько мерз и голодал,

Что от несчастий под конец

Со старым каторжником стал

Душою схож былой гордец.

Или у Пушкина:

Пока не требует поэта

К священной жертве Аполлон,

В заботах суетного света

Он малодушно погружен;

Молчит его святая лира

Душа вкушает хладный сон,

И меж детей ничтожных мира,

Быть может, всех ничтожней он…

Кстати, именно Пушкин считал, что гонимые гении – украшение человеческой культуры.

Трудно найти более обидные слова, чем сказанные в адрес Верлена нашими, – я имею в виду пасквилянство предвосхитившего нацизм Нордау и авторов наших энциклопедий.

Вот перед вами непредвзятый портрет знаменитейшего из вождей символизма. Лицо очевидного дегенерата, асимметрия черепа, черты монголоидного типа. Далее: патологическая страсть к бродяжничеству, дипсомания, половая распущенность, болезненные фантазии, слабость воли, неспособной обуздать инстинкты. И как следствие того – глубокая душевная тоска, рождающая проникновенные ламентации. В затуманенном мозгу этого слабоумного старика в минуты мистического экстаза возникают виденья – ему являются святые и сам Господь (М. Нордау).

Тон задал «отец соцреализма». В статье «Поль Верлен и декаденты» «буревестник революции» всю свою разрушительную страсть направил на раскрытие отрицательной сущности «этой болезненно-извращенной литературной школы».

Из энциклопедии

Верлен, Поль – поэт, декадент и основатель болезненно-извращенной литературной школы. Упадническая поэзия В. отражает глубокий кризис буржуазной идеологии. Если в первых сборниках стихов В. еще не теряет связь с реальным миром, то в дальнейшем его поэзия проникается все большим субъективизмом, воспроизводя настроения одиночества, умирания и гибели. Выдвинутое В. в «Поэтическом искусстве» требование музыкальности («Музыка, музыка прежде всего») приводит к тому, что слово утрачивает самостоятельное значение, образы становятся неясными и туманными. В последних сборниках стихов В. преобладают мистические и эротические мотивы… В. поэтизировал пассивность, субъективизм, уход в круг неясных скорбных переживаний.

В размытой синеве, неярко и нещадно

Сияет солнца свет, похожи на костры

Кусты осенних роз в тугих объятьях ветра,

И воздух чист и свеж, как поцелуй сестры.

Покинув свой престол в нетронутом эфире,

Природа, в доброте и прелести своей,

Склонилась над людьми, мятежнейшими в мире,

Изменчивейшими из всех ее детей.

Чтобы каймой плаща – куском самой вселенной —

Пот отереть со лбов, угрюмых, как свинец,

Чтобы вдохнуть покой души своей нетленной

В разброд и суету забывчивых сердец.

Сегодня наконец мы на земле как дома.

От зол и от обид освобождает нас

Все, что открылось нам в просторах окоема.

Уймемся. Помолчим. Настал раздумья час.

«Над прошлогоднею травой…»

Над прошлогоднею травой

Гуляет ветер вихревой,

И снег на солнце и ветру,

Звеня, смерзается в кору.

Но крепнет дух лесов и льдов,

Поет простор на сто ладов,

И в дымных селах день за днем

Всё веселей горят огнем

Колокола и флюгера.

Пора, душа моя, пора!

О, как чудесно одному

Брести в редеющем дыму!

В дорогу! Что глядеть назад!

Остыл очаг – остался чад.

Весна сурова, но сладка

И вся – как весть издалека,

Что миновали холода

И Бог терпенья и труда

Нас не забыл. Так помолись —

И в путь. Надежды заждались!

«Она прелестна в свете нежном…»

Она прелестна в свете нежном

Весны шестнадцатой своей

Чистосердечьем безмятежным

Еще невинных детских дней.

Пушкин – да! Верлен – нет!

Потом ложусь я спать, и, наподобье Бога,

Сплю, и во сне опять поэзией живу,

И создаю во сне не то, что наяву, —

Слагаю мудрые, глубокие творенья,

Где нет фальшивых нот, где дышит

             вдохновенье,

Стихи, сулящие открыть мне славы храм,

Стихи, что не могу я вспомнить по утрам.

Стихи, за которые оклевещут

Всю эту ночь – до гроба не забуду —

Я