Книги крови. I–III - Клайв Баркер

Ко мне присоединился Джонатан, который, несмотря на браваду, явно чувствовал себя немного глупо. Он стоял в дверях и пытался поймать мой взгляд, пока я наливала в таз холодную воду и без особого воодушевления ополаскивала грязные пластиковые тарелки. Все, чего ему хотелось, – услышать от меня, что он ни в чем не виноват, и да, конечно, он наш кошерный Адонис. Я молчала.

– Я помогу, не возражаешь? – спросил он.

– Для двоих тут нет места, – ответила я, стараясь, чтобы это не звучало слишком резко. Тем не менее, Джонатан вздрогнул. Хоть он и расхаживал с важным видом, но вся эта история, похоже, подорвала его самооценку сильнее, чем я думала.

– Послушай, – мягко произнесла я, – почему бы тебе не вернуться на палубу и не погреться на солнышке?

– Я чувствую себя дерьмом, – сказал он.

– Это был несчастный случай.

– Полнейшим дерьмом.

– Как ты и сказал, мы уплывем с приливом.

Он оттолкнулся от дверного проема и спустился на камбуз. От нашей близости у меня едва не началась клаустрофобия. Его тела – слишком загорелого, слишком напористого – было чересчур много для такого тесного пространства.

– Говорю же, тут нет места, Джонатан.

Он положил руку на мой затылок, а я вместо того, чтобы стряхнуть ее, дала ему нежно помассировать мне шею. Потом уже хотела сказать, чтобы оставил меня в покое, но в душу словно проникла окружающая апатия. Другая ладонь Джонатана легла мне на живот и медленно заскользила к груди. К такой «помощи» я была безразлична, но если ему хотелось, то пусть.

На палубе Анжелу одолел приступ смеха, она почти задыхалась от истерики. Я легко могла представить, как она откидывает голову и трясет распущенной гривой. Джонатан расстегнул шорты, они упали на пол. Обрезание ему сделали крайне аккуратно, и его эрекция нарастала настолько гигиенично, что, казалось, не способна причинить ни малейшего вреда. Я позволила присосаться к своим губам, и его язык, точно настойчивый палец дантиста, принялся исследовать мои десны. Джонатан стянул с меня плавки, пристроился и надавил.

За его спиной скрипнула лестница, я успела оглянуться и заметить Рэя, который посмотрел в люк и уставился на ягодицы Джонатана и на сплетение наших рук. Интересно, видел ли он, что я ничего не чувствую? Понимал ли, что двигаюсь механически и ощущаю желание, лишь представляя его голову, его спину и член? Он беззвучно отошел от лестницы, и через миг, за который Джонатан успел сказать, что любит меня, я услышала смех Анжелы. Рэй описал ей то, чему только что стал свидетелем. Пусть эта сучка думает, что хочет, мне все равно.

Джонатан все еще старался. Неторопливо, но без вдохновения, насупившись, точно школьник, который пытается решить невыполнимое уравнение. Разрядка пришла без предупреждения, он лишь крепче сжал мои плечи и еще сильнее нахмурился. Толчки замедлились и прекратились, глаза Джонатана на мгновение встретились с моими. Я хотела поцеловать его, но он уже утратил всякий интерес к процессу. Вынул член, поморщившись.

– Там все становится таким чувствительным, когда я кончаю, – пробормотал он, натягивая шорты. – Тебе было хорошо?

Я кивнула.

Это смешно. Просто смешно. Застряла в глуши с этим двадцатишестилетним мальчишкой, Анжелой и человеком, которому все равно, жива я или мертва. Хотя, возможно, как и мне самой. Без всякой причины я подумала о выброшенных в море помоях, как они покачиваются на воде и ждут, пока их накроет следующей волной.

Джонатан уже поднимался по лестнице. Я заварила кофе, глядя в иллюминатор и чувствуя, как высыхает сперма, превращаясь в рифленый перламутр на внутренней стороне бедер.

Когда кофе был готов, оказалось, что Рэй с Анжелой ушли. Очевидно, решили пройтись по острову в поисках помощи.

Джонатан я нашла на корме, он сидел на моем месте и всматривался в туман. Скорее ради того, чтобы нарушить тишину, чем по другой причине, я заметила:

– Кажется, яхта немного приподнялась.

– Неужели?

Я поставила рядом с ним кружку черного кофе.

– Спасибо.

– А где остальные?

– На разведку пошли, – он смущенно оглянулся на меня. – Я все еще чувствую себя дерьмом.

Я заметила на палубе бутылку джина.

– Не рановато для выпивки?

– Хочешь немножко?

– Еще нет и одиннадцати.

– Какая разница? – и тут он указал на море: – Погляди туда.

Я перегнулась через его плечо и присмотрелась.

– Нет, туда. Следи за моим пальцем. Видишь?

– Нет.

– На краю тумана. Вон, появляется и исчезает. Вот! Опять!

В двадцати-тридцати ярдах от кормы «Эммануэль» и в самом деле мелькало в воде что-то сморщенное и коричневое.

– Это тюлень, – сказал я.

– Не думаю.

– Солнце прогревает море. Они, наверное, выбираются погреться на мелководье.

– Не похоже на тюленя. Уж очень странно переворачивается…

– Может быть, обломки…

– Возможно.

Он отхлебнул из бутылки.

– Оставь немного на вечер.

– Да, мамуля.

Несколько минут мы сидели в тишине, и только волны набегали на пляж. Хлюп. Хлюп. Хлюп.

Время от времени тюлень, или что там было, высовывался на поверхность, переворачивался и снова исчезал.

«Еще час, – подумала я, – и начнется отлив. Унесет нас от этой пародии на остров».

– Эй! – раздался вдалеке голос Анжелы, – Эй, ребята!

Ребятами она называла нас.

Джонатан встал, прикрыл глаза ладонью от яркого солнца, которое жарило все больше и больше, и равнодушно произнес:

– Она нам машет.

– Пусть машет.

– Ребята! – завизжала Анжела, не переставая махать руками.

Джонатан сложил ладони рупором и заорал:

– Чего ты хочешь?

– Идите сюда, поглядите, – ответила она.

– Хочет, чтобы мы пришли и посмотрели.

– Я слышала.

– Пойдем, – сказал он, – терять-то нечего.

Мне шевелиться не хотелось, но он потянул меня за руку. Спорить не стоило, его дыхание легко могло воспламениться.

Пробираться по пляжу оказалось непросто. Морская вода на камнях высохла, но их, будто испарина череп, покрывала скользкая пленка серо-зеленых водорослей.

Джонатану было куда тяжелее, чем мне. Дважды он терял равновесие и, чертыхаясь, тяжело валился на спину. Вскоре его шорты стали грязно-оливкового цвета, а на заднице появилась дыра.

Я, конечно, не балерина, но мне удавалось шаг за шагом одолевать пляж, избегая крупных камней, чтобы, если поскользнусь, не пришлось падать с высоты.