Столетняя война. Том V. Триумф и иллюзия - Джонатан Сампшен

Из этого же источника получала жалованье его армия, собравшаяся в июле 1431 года. Его двоюродный брат, бастард де Сен-Поль, командовавший важным гарнизоном на Марне у Мо, также получал жалованье из Англии. В последующие месяцы английские доходы использовались от случая к случаю, чтобы залатать дыры в финансировании операций за пределами Нормандии, когда бедствие грозило обернуться катастрофой. Однако высокий уровень прямого налогообложения, достигнутый в 1428–1431 гг., вызвал в Англии протест и налоговое истощение, а неспособность добиться военного перелома породила общий скепсис в отношении реальной ценности этих жертв. Как признал новый канцлер Джон Стаффорд, епископ Батский, в своей вступительной речи к Парламенту в мае 1432 г., англичане в последнее время "жили в длительных и постоянных лишениях". Все, что Палата Общин могла предоставить в этом году, — это половинную субсидию взамен поземельного налога предыдущего года, который оказался неподъемным. Новых денег не было. Поскольку государственные займы обычно обеспечивались будущими налоговыми поступлениями, они тоже иссякли. В течение трех лет после возвращения короля из Франции доходы резко сократились, а объем заимствований уменьшился до менее чем половины от прежнего среднего уровня[537].

Финансовую ситуацию усугубило неуклюжее меркантилистское законодательство. Так называемый Закон о разделе (Partition Act) был принят Парламентом в 1429 году и вступил в силу в следующем году. Этот закон был попыткой решить растущую проблему экспорта слитков драгоценного металла и монет. Война имела важные последствия для платежного баланса Англии. Приходилось вывозить значительные объемы серебра в кошельках английских солдат или в сундуках, предназначенных для военных казначеев во Франции. Это было возможно только потому, что Англия являлась крупным экспортером сырья, в частности шерсти, и имела положительное сальдо торгового баланса, что традиционно делало ее получателем серебра. Из этого профицита и складывались расходы на войну во Франции. Однако континентальные покупатели английской шерсти все чаще платили за товар континентальной монетой того же номинала, но более низкого качества. Большая часть этой некачественной монеты была изготовлена на монетных дворах Филиппа Смелого в Нидерландах, которые успешно конкурировали с английскими монетными дворами за счет уменьшения в монетах доли серебра. Плохие деньги вытесняли хорошие. Закон о разделе попытался решить эту проблему, обязав иностранных купцов, покупающих шерсть или пряжу в Кале (единственном разрешенном пункте продажи), платить за них слитками серебра, а продавцов — отвозить не менее трети вырученных денег на монетный двор Кале для переплавки и чеканки английской монеты. Для обеспечения соблюдения закона товары должны были продаваться по фиксированной цене, установленной компанией Стейпл, и продавцам запрещалось продавать их в кредит. Эти изменения привели в замешательство торговлю, которая традиционно функционировала на основе того, что только часть цены оплачивалась наличными, а остальная часть — векселями на различных условиях. Этот неявный кредит был необходим для финансирования текстильной промышленности Фландрии и Нидерландов. Кроме того, новые правила позволили компании Стейпл в Кале действовать как картель, взвинчивая цены на шерсть до невиданных высот. Закон вызвал возмущение в Нидерландах и привел к длительному спаду в текстильной промышленности континента в результате чего объем английского экспорта шерсти в 1429–1433 гг. резко сократился. Таможенные поступления, которые на протяжении десятилетий были основой финансов английского правительства, за тот же период сократились вдвое[538].

* * *

К счастью для англичан, эти годы совпали с новой серией политических кризисов в Буржском королевстве. Когда в 1430 г. Парламент Пуатье пожаловался, что анархия отвлекает ресурсы от борьбы с Англией и Бургундией, главным виновником оказался министр короля Жорж де Ла Тремуй. Его вражда с Артуром де Ришмоном в Пуату стала самой разрушительной из многочисленных частных войн Франции и самой пагубной в политическом плане. Его ставленник Жан де ла Рош был назван Парламентом одним из самых жестоких отечественных грабителей. Ничего не изменилось и два года спустя. За раздорами во Франции Валуа пристально наблюдали и герцог Бедфорд, и Филипп Добрый. В меморандуме, подготовленном для английского Совета, Юг де Ланнуа призывал англичан воспользоваться ситуацией. Иоанн V Бретонский и его брат Ришмон, по его мнению, были ключевыми фигурами, которые могли бы переломить ход войны, если бы их удалось привлечь на сторону Англии. Они оба враждовали с властным министром Карла VII и Ланнуа полагал, что их можно склонить на свою сторону, если Генрих VI пообещает герцогу Бретонскому Пуату, а Ришмону — должность коннетабля. Зимой 1431–32 гг. серьезный инцидент на границе с Бретанью выявил все эти противоречия и показал, насколько опасным стало продолжающееся противостояние между Ла Тремуем и его врагами[539].

В конце сентября 1431 г. герцог Алансонский похитил канцлера Бретани Жана де Малеструа, возвращавшегося из посольства к французскому двору. Герцог Алансонский был озлобленным и вспыльчивым человеком. Мало кто заплатил более высокую цену за свою верность делу Валуа. В 1417 г. он потерял свое герцогство из-за вторжения Генриха V. Большая часть его владений в Мэне была захвачена англичанами в 1424 и 1425 годах. После пленения при Вернёе он отклонил предложение герцога Бедфорда восстановить его во всех владениях и отпустить без выкупа в обмен на принесение оммажа Генриху VI, заявив, что никогда не откажется от верности законному господину. Поэтому ему пришлось заплатить большой выкуп, для чего пришлось заложив Фужер, свое самое ценное владение, своему дяде, Иоанну V герцогу Бретонскому. Герцог Алансонский надеялся поправить свое положение, и сыграл заметную роль в эпопее Жанны д'Арк, но в итоге победитель при Пате за свои усилия не получил ничего. Герцог считал залог Фужера своему дяде грабительским и хотел внести в него изменения. Он возродил старые претензии своей семьи к дому Монфоров и заявил, что будет удерживать канцлера Иоанна V до тех пор, пока эти претензии не будут удовлетворены. В начале января 1432 г. Иоанн V и Ришмон осадили герцога в его замке Пуансе, впечатляющие руины которого до сих пор можно увидеть над рекой Верзе на старой границе между Бретанью и Мэном[540].

Иоанн V считал, что необдуманный поступок герцога Алансонского был спровоцирован французским двором, в частности Жоржем де Ла Тремуем и обратился за помощью сначала к английским командирам гарнизонов Нижней Нормандии и Мэна, а затем к герцогу Бедфорду в Париже. Бедфорд ухватился за возможность половить рыбку в мутной воде французской политики. Как оказалось, он имел все возможности для вмешательства, поскольку английская армия численностью около 1.200 человек как раз действовала на юго-западной границе, где занималась осадой партизан герцога Алансонского в замке Бонмулен. Бедфорд отправил Томаса, лорда Скейлза, на переговоры с герцогом Бретонским в Ренн. Скейлз предложил Иоанну V сделку по схеме, предложенной ранее Югом де Ланнуа. Англичане предоставят в распоряжение герцога армию для завершения осады Пуансе и защиты его от возможной французской контратаки. После падения