Мемуары Дьявола - Фредерик Сулье

Вот видишь, мой господин, какое счастье приносит бедным гризеткам, о которых вы говорите не иначе, как презрительно оттопырив губы, ваша любовь! Они просто на вас молиться должны всю оставшуюся жизнь за оказанную им честь!

– Хватит язвить, – оборвал Дьявола Луицци, – ты читаешь нотацию человеку, который в чем, в чем, а в подобных грехах не замешан.

– Я читаю ее человеку, который совсем недавно напыщенно заявил мне с высоты своего баронского титула: «Расскажи о всей глубине падения моей невесты, о всех ее пороках, не скрывая ничего…» Ты хотел знать, как и откуда она падала, вот я тебе и рассказываю.

Несколько дней спустя, в тот час, когда Жанна была вынуждена оставить больную дочь одну, чтобы сбегать куда-то по делам, Артур появился вновь; уже вечерело; в парадном платье и без шляпы он быстро влетел в комнату. Увидев перед собой своего мучителя, Эжени испуганно вскрикнула и сжалась, насколько ей позволяли это сделать привязанные к кровати руки.

«Эжени! – воскликнул Артур. – Всего час назад я узнал, что вы заболели, и вот я здесь. Матушка моя каким-то образом проведала, с какой целью я приводил ее сюда, и теперь запрещает мне выходить из дома. Она даже приказала слугам следить за мной и пригрозила отправить меня домой, в Англию, если я еще хоть раз с вами увижусь. Но сегодня она дает бал, и мне удалось ускользнуть. Вот видите: я бежал, бежал всю дорогу, потерял даже шляпу, бежал, чтобы испросить вашего прощения».

Как ты думаешь, могла ли семнадцатилетняя девушка не поверить двадцатилетнему юноше, который говорил, задыхаясь, прерывистым от волнения голосом, со слезами на глазах? Несчастная Эжени, изнемогающая от одиночества, прикованная к постели, почувствовала жалость к человеку, который ради нее убежал сломя голову с бала. Она отнесла его поступки к безумию не разделенной ею любви и потому тихо ответила:

«Ну хорошо, я прощаю вас… Но оставьте меня и не приходите больше, прошу вас. Вы убьете меня…»

Он торжественно обещал, что не вернется, и приходил каждый вечер, ускользая из-под опеки матери, опеки, если быть честным, не очень-то строгой и усыпленной видимостью полного послушания. В то же время некий врач, вроде как случайно зашедший к Жанне, узнавший, по его словам, от соседей о болезни Эжени, врач, присланный Артуром, обследовал девушку и назначил курс лечения. Артур сам ежевечерне приносил украдкой прописанные им лекарства. Эта самоотверженность, вкупе с явным раскаянием и уважительностью, тронула Эжени. Прошло несколько дней, и она уже не просила юношу больше не появляться, а еще через какое-то время, когда к Эжени только-только начали возвращаться надежды и воля к жизни и едва-едва забрезжила какая-то вера в серьезность страсти безжалостного ловеласа, который когда-то дал себе слово, что эта девушка будет ему принадлежать, он возобновил борьбу с прикованной к постели, ослабевшей от болезни, полураздетой женщиной, борьбу, в которой потерпел поначалу обидное поражение. Я не буду подробно рассказывать, как он одолел ее в конце концов, сколько было ужаса и отчаяния со стороны несчастной жертвы, и как остервенел ее лютый палач; но, упав с кровати на плиточный пол, сломленная болью и безысходностью, Эжени утратила последние силы, и физические и душевные, и тогда она закрыла глаза и прошептала: «Нет Бога на этом свете!» Все! Теперь она принадлежала мне.

– Принадлежала тебе? – воскликнул Луицци. – Принадлежала тебе только потому, что бедной девушке недостало сил в борьбе с чудовищем, вдохновленным твоим дьявольским бешенством? Нет, Сатана, нет! Она тебе не принадлежала!

– Жалкий безумец, – хмыкнул Дьявол. – Ты считаешь, что у меня столько же злобы и дури в башке, как у подавляющего большинства особ мужеского пола? Она принадлежала мне вовсе не потому, что какой-то охламон завладел ее телом, но потому, что теперь, при всей ее гордыне, нужно было скрывать свое бесчестье, потому, что она пала действительно достаточно низко, раз опустилась до сомнений в существовании Бога. Выслушай меня внимательно и не сомневайся в том, что я тебе сейчас расскажу. Ибо я говорю истинно, ты уяснишь себе это, если только сможешь, если до тебя наконец дойдет, насколько несгибаемы и упрямы характеры, замешанные на гордости. Да, Эжени пала невинной, но поднялась она уже будучи в грехе. Она не любила этого человека, больше того – она его ненавидела, но когда он обещал вернуться, она ответила: «Да, возвращайтесь, возвращайтесь; я буду вашей рабыней, я буду принадлежать вам, пока не надоем, я согласна на все, только не говорите никому, что вы меня погубили. И чтобы сохранить в тайне ваше злодеяние, я войду с вами в сговор, лишь бы вы избавили меня от позора». Вот так-то! Теперь-то ты понимаешь, что тогда она была моя?

– А что, потом она от тебя ускользнула?

– Увидишь еще, погоди. А пока, я думаю, ты убедился, что все пороки имеют один конец. Слабость и жадное стремление Терезы к любви сделали ее невольницей Артура, а гордыня Эжени, ее жажда величия, превратившаяся в мечту всей жизни, опустили ее на уровень столь презираемой соперницы. Стоило Артуру пригрозить, что он раскроет ее тайну, и Эжени обманывала мать, чтобы принять его у себя, а после того, как он обещал рассказать, что она его любовница, она пробиралась к нему, переодевшись мужчиной. Тереза и та на такое не пошла бы.

Больше всего Эжени боялась именно Терезы. Если бы та узнала правду, Эжени не вынесла бы такого унижения. Поэтому она добилась от Артура обещания, что он окончательно и бесповоротно порвет с ее подругой. Нужно отметить также, что вовсе не из пустого тщеславия Артур, каким бы сильным он ни был, боролся с Эжени. Да, вроде бы он победил, но не без серьезных потерь. Тройной триумф его самолюбия, эгоизма и распущенности разбился на кусочки о ее каменное сердце, оставив любви и опасениям широкий фронт для прорыва. Да-да, этот мелкий пакостник в свою очередь боялся Эжени, боялся потому, что не испытывал к ней презрения. И чем больше он чувствовал ее превосходство, тем больше ее тиранил. Он завоевал только тело Эжени, но, отлично это понимая, хотел властвовать над ее душой. Вот почему он обманывал ее, и вот каким образом.

Тереза опять дружила с Эжени, Тереза, ставшая немного спокойнее, не болтавшая больше без умолку об Артуре. Слушай внимательнее, хозяин. Сцена, которую я хочу представить сейчас перед твоим взором, довольно-таки заурядна; но она во многом предопределила дальнейшее существование Эжени, а потому желательно, чтобы ты узнал о ней во всех подробностях. Тогда ты поймешь эту женщину. Однажды Тереза попросила подружку одолжить ей кое-какие детали ее изысканных туалетов, в которых она должна была, по ее словам, предстать назавтра в наиболее подходящем виде перед некой знатной дамой, обещавшей ей хорошо оплачиваемое место. Эжени отдала ей все самое лучшее. Не забывай, однако, что я рассказываю тебе о жизни бедной труженицы; разъясняя всю утонченность, исключительность ее переживаний, я, наверно, несколько упустил из виду внешний аспект всей истории, а ведь вы, как правило, не воспринимаете возвышенных чувств, если речь идет не о громких именах и не о высшем свете. Вернусь-ка я, короче, к материальной стороне этой столь романтичной жизни. Как я уже сказал, Эжени одолжила Терезе все лучшее из того, что у нее было. И сделала она так не из равнодушия или страха, а из жалости к несчастной девушке, у которой она невольно отбила боготворимого возлюбленного, причем не имея на то даже такого оправдания, как любовь.