Кровь и золото - Энн Райс

Через четверть часа все поднялись на крышу – около двадцатихорошо одетых мужчин, молодых и старых, и две красивые женщины. Они встали вкруг, я оказался в центре.

Никаких факелов. Явная опасность не угрожала.

Я позволил им рассмотреть меня и сформировать любой образ,какой пришелся бы им по душе, а потом заговорил:

– Непременно скажите, что вы хотите узнать. Со своейстороны, я открытым текстом сообщаю, что принадлежу к числу тех, кто пьеткровь. Я прожил не одну сотню лет, но прекрасно помню себя молодым. Тогда я жилв Риме эпохи империи. Можете это записать. Душой я остался в тех временах. Я неизменяю своему прошлому.

Повисла тишина, но тут Рэймонд засыпал меня вопросами.

Да, у нас есть свое «происхождение», объяснил я, но открытьего я не могу. Да, по прошествии времени мы становимся значительно сильнее. Да,мы по большей части живем в одиночку или тщательно выбираем себе спутников. Да,мы можем передавать свой дар другим. Нет, мы не жестоки по природе и испытываемглубокую любовь к смертным, что часто вызывает духовный разлад.

Затем последовало множество других мелких вопросов. Ястарался отвечать как можно яснее. Но ничего не сказал о нашей беспомощностиперед солнцем и огнем. Относительно «собраний вампиров» в Париже и в Риме япрактически ничего не знал.

Наконец я сказал:

– Мне пора уходить. Я должен проделать до заката несколькосотен миль. Я обосновался в другой стране.

– Но как вы перемещаетесь? – спросил один из ученых.

– По ветру, – ответил я. – Это дар, которыйразвился во мне с веками.

Я подошел к Рэймонду, крепко обнял его и, обернувшись кнебольшой группе смертных, предложил им подойти и дотронуться до меня, убедиться,что я настоящий.

Я отошел на шаг, достал кинжал, порезал себе руку и протянулк ним ладонь, чтобы они посмотрели, как затягивается плоть.

Они ахнули от изумления.

– Мне пора. Рэймонд, примите мою благодарность и любовь.

– Подождите! – сказал самый дряхлый старик. Он держалсяпоодаль, опираясь на палку, напряженно внимая каждому моему слову. – Уменя к вам последний вопрос, Мариус.

– Задавайте, – тотчас предложил я.

– Вы что-нибудь знаете о нашем происхождении?

Я сперва не понял, о чем речь. Что подразумевал его вопрос?Рэймонд помог мне:

– Вам что-нибудь известно о том, как появилась Таламаска?

– Нет, – в тихом изумлении ответил я.

Они погрузились в молчание, и я догадался, что они самиточно не знают, как возникла Таламаска. И мне вспомнилось, что при нашей первойвстрече Рэймонд уже упоминал об этом.

– Надеюсь, вы найдете ответы на свои вопросы, – сказаля и растворился в темноте.

Но далеко не ушел. Я сделал то, что должен был сделать ссамого начала. Я парил неподалеку, выбрав место, где меня нельзя было ниувидеть, ни услышать. И послушал, как они бродят по башням и библиотекам.

Таинственные, упорные, преданные.

Я решил, что как-нибудь в будущем вернусь, чтобы узнать ихполучше. Но сейчас нужно возвращаться в святилище, к Бьянке.

Когда я появился в благословенном склепе, она еще не спала.И я увидел, что она зажгла сотню свечей.

Иногда я забывал об этой церемонии и обрадовался, что онавспомнила.

– Ты доволен посещением Таламаски? – спросила она снеподдельным интересом. На ее лице появилось выражение обманчивого простодушия,неизменно побуждавшее меня рассказывать ей все без утайки.

– Мне очень понравилось. Выяснилось, что они и в самом делечестные исследователи. Я дал им все сведения, какие смог – но, разумеется,рассказал далеко не все, что знал. Не бойся, я не наделал глупостей. Они ищуттолько знаний, и я дал им предостаточно пищи для размышлений.

Она прищурилась, не вполне представляя себе, что такоеТаламаска. Я ее прекрасно понимал.

Я сел рядом, притянул ее к себе и укрыл нас обоих меховымплащом.

– Ты пахнешь приятным холодным ветром, – сказалаона. – Наверное, мы созданы, чтобы жить, не покидая святилища, жить вхолодном небе и бесприютных горах.

Я не ответил, но думал только об одном: далеком городеДрездене. Рано или поздно Пандора всегда возвращается в Дрезден.

До нашей встречи с Пандорой оставалось сто лет. За этот срокмои возможности невероятно возросли. В ночь после возвращения из Таламаски яустроил себе серьезнейшую проверку и убедился, что больше никогда, никогда нестану жертвой банды Сантино. Много ночей Бьянке приходилось оставаться одной,пока я испытывал свои преимущества.

И как только я всецело уверился в своей быстроте, силеОгненного дара и великой способности убивать невидимым ударом, я посетил Парижс единственной мыслью – проследить за собранием Амадео.

Отправляясь в рискованный путь, я поведал свой план Бьянке,и она опять принялась умолять меня не играть с огнем.

– Нет, отпусти меня, – ответил я. – При желании я,наверное, смогу услышать его голос на расстоянии нескольких миль. Но мне нужнотвердо убедиться в истинности того, что я вижу и слышу. И еще. Я не испытываюжелания его перевоспитывать.

Она опечалилась, но, видимо, поняла мои чувства. Она занялапривычное место в углу святилища и кивнула, вырвав обещание проявлятьвеличайшую осторожность.

Попав в Париж, я с помощью могущественного дара Очарованиявыманил из комнаты в уютном трактире одного убийцу и выпил его кровь, а потомнашел себе укрытие в высокой колокольне собора Парижской Богоматери, чтобыбеспрепятственно следить за негодяями.

Выяснилось, что огромная стая отвратительных, исполненныхненависти хищников избрала местом обитания парижские катакомбы, подобно тем,что сохранились в Италии со времен Древнего Рима.

Катакомбы располагались под погостом, носившим названиекладбище Невинных Мучеников, – трагически уместные слова! Я уловил клятвыи распевы, подходившие разве что для слабоумных, предваряющие ночной походжестокости и смерти, направленный на жителей Парижа.

– Все за сатану, все за Зверя, все на службу Господа,вернемся к покаянию!

Не составило труда, просмотрев чужие мысли, определить, гденаходится мой Амадео, и через час с небольшим я уже неотступно наблюдал за нимс птичьей высоты, глядя, как он шагает по узкой средневековой улочке, неподозревая о моем присутствии. Мне оставалось лишь горько молчать.