Пути неисповедимых - Алёна Дмитриевна Реброва

черт воплоти, сущий демон, а не лошадь. Кобыла Арланда… кстати, я до сих пор не знаю, как ее зовут! Надо бы узнать… В общем, назови своего коня так, как ты его чувствуешь.

– Эмм… Мотылек?

– Это длинно. Не будешь же ты кричать «Мотылек, Мотылек, иди сюда!». А сокращение какое? Мотыль!?

– Тогда, может назвать его Грегор? Гриша?

– Грегор? – Бэйр скривилась. – Это же человеческое имя!

– А, по-моему, ему подходит. И коротко, и звучно.

– Ну… вроде как. Ладно, назови его Грегор. Это твой конь, в конце концов.

– Ага… даже не верится, что у меня будет собственная лошадь!

– Смотрю, эта мысль тебя уже радует, – заметила Бэйр, отпихнув от себя уличного воришку.

– Это лучше, чем ездить на Арланде, – отвечаю.

– И когда это вы успели не поладить? – удивилась ведьма, улыбнувшись. – В поместье вы, кажется, не успели толком пообщаться!

– Почему? Я следил за ним с тех самых пор, как он вернулся из дома для душевнобольных. Я хорошо его знаю, потому могу его не любить просто потому, что он плохой человек.

– Он вовсе не плохой, – нахмурилась Бэйр. Ей очень не понравилось то, что я сказал. – У него тяжелая жизнь, он одинок, вынужден постоянно скрываться. Только представь, мы с тобой – единственные, кому он может открыться, с кем он может поговорить по душам! А до этого у него никого не было, можешь такое представить? Ты рос один, но ты всегда мог поговорить с той же Сарабандой, мог посоветоваться в чем-то или попросить помощи, а он этого не мог! Что бы он ни натворил сдуру, нельзя сразу отталкивать его. Постарайся его принять, тогда увидишь, каким он может быть хорошим.

– Не понимаю, почему он тебе так нравится, – вздыхаю.

– А ты мне почему нравился, когда от тебя все в стороны шарахались?

– Я красивый и милый, а еще я могу быть котом, – улыбаюсь. – Все любят котов. А Арланд хоть и не уродлив, но зато совсем не милый. Он злой и страшный.

– Он, конечно, не может быть котом, но он… он… – Бэйр замялась и как будто сама была этим удивлена. – Он очень интересный, – в итоге нашлась она. – Он, как и ты, любит помечтать, он романтик в глубине души, он добрый, хотя почти не имеет возможности показать это… Я уверена, если бы судьба сложилась иначе, вы с ним были бы очень похожи!

– Кажется, мы говорим о разных людях.

– Ты несправедлив! – решила она. – Вот увидишь, он первым тебя полюбит, и ты потом будешь стыдиться своих слов.

– Он меня никогда не полюбит. Он никого не любит, даже себя.

– Тебя он полюбит: у него просто не будет выбора, – уверила меня Бэйр.

Проторчав на рынке еще час, мы все же откопали подходящее седло и узду. Кроме этого, мы еще купили пару седельных сумок, чтобы я мог сложить туда свои немногочисленные пожитки.

Во время покупок мне как обычно захотелось приобрести что-нибудь для готовки. Я был уверен, что Бэйр купила не все необходимое, потому отпросился в ряды с едой. Вряд ли она вспомнила про муку и изюм, из которых можно сделать чудесные блины на завтрак…

По пути к прилавку с сушеными фруктами я наткнулся на продавца тропических змей. Не знаю, что он забыл на рынке с едой, но мне стало интересно посмотреть на новых животных.

Когда я смотрел на змей в стеклянный аквариумах, рядом встал один очень странный тип и зачем-то заговорил со мной.

Такого раньше никогда не случалось, то есть никто не обращал на меня внимания во время покупок, потому я немного растерялся. К тому же, мужчина, обратившийся ко мне, был сам по себе очень странным на вид.

Во-первых, он был чешуйчатый. Во-вторых, одна половина лица у него была серебристой, другая – зеленоватой, один глаз был бирюзовый, а другой – сиренево-серый, одна половина волос была белая, а другая – серая.

– Здравствуй, – сказал мужчина, стараясь стоять ко мне своей правой стороной, где был бирюзовый глаз. – Змеями интересуешься или их ядами?

– Эмм… Привет, – ответил я. Это определенно был не торговец: он стоял, выбирая себе какую-то змею. Я понял это потому, что он внимательно осматривал террариум и искал какую-то определенную змеюку.

Мужчинам при знакомстве Бэйр учила руки не целовать, а пожимать, но этот мужчина был слишком строгий, и протягивать ему руку мне не хотелось… к тому же, он чешуйчатый. Вдруг это заразно?

– А что у вас с лицом? – спросил я.

Мужчина почему-то на меня разозлился, от чего чешуя на его лице как будто встопорщилась. Я невольно поежился от такого зрелища.

– Вы больны? Мой брат лекарь, он наверняка сможет помочь, – сказал я несчастному.

– Я не болен, – прошипел мужчина сквозь узкие как иглы загнутые змеиные клыки, притеснившиеся между нормальных, только тонких человеческих зубов. – Просто мне уже попался лекарь с особым чувством юмора!

– Сочувствую…

– Не нужны мне твои сочувствия! – разъярился мужчина. – Недоразвитый придурок!

После этих слов мужчина подозвал торговца, указал на одну из змей и, когда ту запихали в плотный мешок, схватил его, расплатился, развернулся и быстро скрылся в толпе. На спине у него был короткий лук и колчан стрел.

Видимо, у него в самом деле тяжелая болезнь, потому он себя так странно повел. Не лучше ли догнать его и привести к Арланду?… Хотя вряд ли этот чешуйчатый пойдет со мной… какой же он все-таки противный!

Я вернулся к Бэйр с покупками, а по пути и думать забыл про странного мужчину.

После того, как Арланд вручил мне мороженое, он оседал Грегора и надел ему новую узду. Затем мы пошли в гостиницу за остальными лошадьми и за вещами. Всю дорогу я сам вел своего коня, испытывая при этом какое-то новое, приятное чувство власти над зверем. Гриша шел мягко и вообще был послушный, только иногда останавливался и рассеянно заглядывался на какой-нибудь розовый куст во дворе богатого дома, тогда мне приходилось тянуть Грегора за собой.

– А как твою лошадь зовут? – спросил я у брата, когда он вывел ее из стойла. Она была невысокой, полностью белой кобылой с блестящей как будто атласной шкурой и большими полуприкрытыми глазами. Прямая короткая грива, подстриженный хвост, длинные точеные ноги, изящное черное седло с узорами… это была очень красивая лошадь, впечатляющая. Но такая же страшная и высокомерная, как ее хозяин… хотя Арланд и не высокомерный, но он все время смотрит на всех вокруг так, как будто он совсем другой и ничего общего не имеет с окружающими