Пропасть Искупления - Аластер Рейнольдс

Антуанетта сказала, что такой взлет уступает в скорости большинству примитивных химических ракет и даже той славной шутихе, которая доставила на орбиту первого астронавта (его звали Нил Гагарин, сказала она, и у Васко не было оснований не верить). Но вес «Ностальгии по бесконечности» в несколько сот тысяч раз превышал вес самой тяжелой химической ракеты. Эти штуковины очень быстро развивали первую космическую, но только потому, что имели запас топлива лишь на несколько минут тяги. «Ностальгия» могла годами лететь с одним и тем же ускорением.

По мере подъема субсветовика сопротивление воздуха уменьшалось. Ускорение понемногу росло, но шаттлу по-прежнему не составляло труда держаться с ним рядом. Бегство с планеты было неторопливым, даже казалось сонным. Васко понимал, что это ошибочное и опасное впечатление.

Успокоив себя мыслью, что полет будет продолжаться плавно по крайней мере несколько минут, он встал и прошел вперед. Скорпион и пилот сидели в креслах управления.

– Есть связь с «Ностальгией»? – спросил Малинин.

– Никакой, – ответил пилот.

– Надеюсь, с Антуанеттой все в порядке, – сказал Васко.

Потом вспомнил и о других людях – на борту, по последним данным, находилось минимум четырнадцать тысяч.

– С ней все будет хорошо, – пообещал Скорпион.

– Думаю, через несколько километров выяснится, кто пишет нам в небе эти слова – Ремонтуар или кто-то другой. Или вас это нисколько не заботит?

– Нисколько, – ответил Скорпион. – И знаешь почему? Потому что ни я, ни ты, ни кто другой не можем на это повлиять. Я не в силах был остановить взлет этого корабля, и мне не предотвратить того, что ждет нас наверху.

– У нас был выбор – последовать совету или нет, – возразил Васко.

Свинья зыркнул в ответ – глаза превратились в щелки то ли от усталости, то ли от презрения.

– Ошибаешься, – сказал он, – выбор был, но только у меня и Хоури. А вот у тебя не было – ты бы отправился туда же, куда и мы.

Васко хотел вернуться в свое кресло, но подумал и остался. Была ночь, но он ясно видел изогнутый горизонт Арарата. Малинин летел на шаттле в космос. Происходило то, чего ему всегда хотелось больше всего на свете. Но он никогда не думал, что покинет родную планету как беженец и что цель полета будет столь опасной и непредсказуемой. Вместо радости он чувствовал холодную тяжесть в груди.

– У меня есть право здесь находиться, – сказал он тихо, но так, чтобы свинья услышал. – Я тоже поставил свое будущее на Ауру.

– Ты хороший парень, Малинин, вот только плохо понимаешь, о чем говоришь.

– Мы были вместе – на айсберге и потом…

– Ты был одним из группы. А это не то же самое.

Васко хотел было возразить, но в это время красный дисплей перед пилотом зарябил от статики. Шаттл тряхнуло.

– Помехи на всех частотах, – доложил пилот. – Контакт с наземным передатчиком и Первым Лагерем потерян. Здесь полно электромагнитных шумов – гораздо больше, чем мы привыкли. Есть и такой, что датчики не могут определить. Приборы навигации постоянно сбоят. Похоже, мы вошли в зону подавления связи.

– Можешь держаться рядом с «Ностальгией»?

– Мы летим практически на ручном управлении. Надеюсь, если не потеряем корабль из виду, то и не оторвемся. Но обещать ничего не могу.

– Высота?

– Сто двадцать километров. Должно быть, входим в боевое пространство.

Картина наверху с момента взлета почти не изменилась. Световые письмена исчезли, – наверное, Ремонтуар убедился, что его послание принято и корабль взлетел. Но наверху непрестанно полыхало, возникали огненные шары и дуги, раскалялись заскочившие в атмосферу объекты. Фоновая же тьма сгустилась до непроглядности: никакой разницы с ночной поверхностью планеты.

Подошла Хоури:

– Я слышу Ауру. Она проснулась.

– Хорошо, – кивнул Скорпион.

– Это еще не все. Я кое-что видела, и Аура тоже. Должно быть, именно это мы с Клавэйном замечали, пока каша не заварилась всерьез. Утечки войны.

– Наверное, мы уже близко, – сказал Васко. – Волки блокируют любые сигналы, видимо, не хотят, чтобы Ремонтуар связался с планетой. Но теперь мы близко, и кое-какие передачи проходят.

Откуда-то донесся звук, который Васко слышал впервые: пронзительный, полный боли. Звук заглушался пластиком. Малинин понял, что это кричит Аура.

– Дочке не нравится то, что она видит, – сказала Хоури. – Ей больно.

– Есть контакт, – доложил пилот. – Работает радар. Пятьдесят километров, дистанция сокращается. Несколько секунд назад там никого не было.

Внезапно шаттл очень сильно тряхнуло, Васко и Хоури бросило на переборку.

Стена деформировалась, чтобы смягчить удар, но Малинину показалось, что из него вышибли дух.

– Что это было? – спросил он, придя в себя.

– «Ностальгия» выполняет маневр уклонения. Она видит на своих радарах то же, что и мы. Я пытаюсь не отстать. – Пилот взглянул на дисплей. – Тридцать километров. Двадцать – она тормозит. Усилились помехи.

– Делай что можешь! – приказал Скорпион. – Остальные – по местам! Наверняка будет трясти.

Васко и Хоури вернулись к Ауре, где несли дежурство доктор Валенсин и его машины. Девочка продолжала шевелиться, но, по крайней мере, перестала плакать. Васко от души жалел, что не в силах помочь ей, избавить от вопящих в морщинистой младенческой головке голосов. Он даже представить не мог, что она чувствует. Ясно было одно: ей рано было появляться на свет, осознавать себя разумным существом и постигать огромный мир. Малинин понимал, что Аура не обыкновенный ребенок – речь у нее как у двух-трехлетней, – но едва ли все части ее мозга развивались с одинаковой бешеной скоростью. Да, Ауре дана способность решать совершенно необычные задачи, но при этом у нее сохраняется младенческое восприятие мира. Васко вспомнил, что ему было на два года больше, чем этой девочке сейчас, и его собственный мир ограничивался несколькими комнатами родного дома. Все прочее словно тонуло в тумане: несущественное, подчас понимаемое до смешного неправильно.

«Ностальгия по бесконечности» увеличила расстояние между собой и шаттлом минимум до десяти километров. Корпус малого корабля не восстановил прозрачность полностью, однако при свете двигателей Васко увидел, что тени волков уже близко. Машины не только дружно устремлялись вперед и откатывались, но и трепетали, и описывали круги, вращались вокруг собственной оси, и меняли форму.

Они приближались. Теперь в свете двигателей стала ясно видна их уступчатая структура: слои, террасы, зигзаги. Это были такие же машины, как и те, что разорвали корветом Скади; такая же нечисть тянула из облаков щупальце к спасателям. Но на этот раз кубы были не с дом величиной и составляли построения с гранью в сотни метров. Волки находились в непрестанном движении: скользили друг по другу, разрастались и сокращались, собирались в большие структуры и рассыпались с гипнотической плавностью. Кубы соединялись в длиннейшие нити, и те сплетались в невообразимую путаницу; гроздья волков неслись от точки к точке, словно доставляли послания. Масштабы по-прежнему было трудно оценить, однако ингибиторы наступали практически со всех сторон, и Васко решил, что машины уже сформировали две полые сферы, заключив в них шаттл и «Ностальгию по бесконечности». Не вызывало сомнений то, что сферы сокращались и зазор между машинами и людьми уменьшался.