Сто голосов - Скотт Макконнелл

A мистер O’Коннор?

Он до самого конца своей жизни стремился найти положительный момент в любой ситуации. Он всегда жил полной жизнью.

Как завершался ваш обычный рабочий день? Вы разговаривали, готовили… Что еще?

Я готовила ужин, и нам с ней особенно не о чем было говорить. Все разговоры вели мы с Фрэнком. Он рассказывал мне о своей молодости, о своей семье, о Калифорнии. Она рассказывала мне о России, о своем приезде в Америку, о том, как жила в Калифорнии — какая это была другая жизнь. Она постоянно сравнивала свою жизнь здесь с их жизнью там.

Я всегда внимательно слушала и много читала, мы с ней разговаривали о местах и предметах, о которых я читала, кое-где я тоже бывала. Моя дочь живет в Англии, она какое-то время жила в Сингапуре, так что я там бывала. И в Бразилии.

И вы рассказывали об этом мисс Рэнд?

Да. Но она на самом деле никогда не вникала в подробности. Она слушала меня, мы говорили на эту тему какое-то время, но в основном ее мысли занимали собственная работа и дела.

Помню одно событие, случившееся перед тем, как она по-настоящему заболела. Она начала писать сценарий и уже написала страниц десять[316]. Не знаю, как называлась эта книга, но могу сказать, что когда у нее возникали идея и желание писать, она садилась и исписывала лист за листом, страницу за страницей, умными мыслями.

Не знаю, о чем была та книга, однако она была полна энтузиазма, у нее были свежие идеи, и она писала. А писала она быстро. Тут прошла пара дней, и все. Она по-настоящему заболела; пришел конец. И когда с ней началось это, то она словно бы забыла обо всех и обо всем.

Когда она сочиняла свои лекции, то иногда писала крупные куски, отбрасывала их и переписывала заново, потому что очень внимательно относилась ко всему, что делала. И потому очень старательно готовилась даже к короткой устной беседе. Она всегда ставила себе очень высокую планку и всегда предпочитала соответствовать ей.

Она была очень замкнутым человеком и во многом застенчивым — если только разговор не заходил на тему, по-настоящему интересную ей. Она не могла непринужденно зайти к соседке по этажу или в чужую семью. Она не принадлежала к тем людям, которые способны глубоко заинтересоваться другими людьми. Знакомство всегда было поверхностным — благодаря ее работе.

Как заканчивался ваш день?

Они никогда не ужинали раньше семи вечера, и поэтому мои обязанности часто заканчивались уже в одиннадцатом часу.

Какие блюда любили O’Конноры?

Она привезла с собой из России много рецептов. Не стану льстить себе, но я — очень хорошая повариха. Я брала рецепты, которые она привезла из России, и вносила в них некоторые изменения. Прочитав рецепт, я сразу понимала, что с ним нужно сделать, делала эти поправки, и она говорила мне: а знаете, так действительно получается вкуснее.

Когда я начинала работать у нее, она предпочитала русский суп, именуемый борщ, но я усовершенствовала рецепт. На мой взгляд, он был несколько безвкусным, однако, как известно, если берешься готовить, нет необходимости точно следовать рецепту.

После того как я начала готовить им американские блюда, они стали отказываться от русской кухни, потому что некоторые из ее рецептов трудоемки и на них приходится расходовать много времени. Вот, скажем, была капуста. Надо было сделать особое тесто и закатать в него эту капусту. На это уходило несколько часов, и я в конечном счете сократила время, потому что нашла более короткий способ. Она очень любила это русское блюдо и хвалила меня, однако, знаете ли, у нас в Америке куда больше дел, чем у них в России.

А Фрэнку O’Коннору нравились русские блюда?

Не слишком. Однако он ел почти все, и в первые годы нашего знакомства, когда бывал голоден, сметал все, что ему подавали.

Помню, он любил стейк. Ему нравилась американская кухня, печеная картошка, брокколи, вкусный десерт. Он любил пироги, и я пекла им очень хороший яблочный пирог. Он говорил мне, что любит этот пирог, и я часто пекла его.

Она любила экзотические фрукты и шоколад. Она любила шоколад «Леди Годива», и новая коробка этих конфет всегда приносила ей большое удовольствие. Она покупала фунтовую коробку и ела конфеты экономно — по две за раз.

Мисс Рэнд сожалела о том, что курила?

Не слишком. Не знаю, сожалела она или нет, но могу сказать только то, что не видела человека, который бросил бы курить так, как она. Как глазом моргнула. Узнав, что у нее рак, она не стала говорить: «Ах, дайте мне выкурить последнюю сигарету». Просто выбросила два с половиной блока в мусор, откуда я их выудила и передала одному курильщику, потому что пачки не были открыты.

Это меня в ней восхитило. Знаете ли, есть много людей, которым прекрасно известно, что курить вредно, однако они никак не могут принять правильное решение и отказаться. Но даже если они бросают курить, то начинают снова. Так их затягивает курение. Но она была полна решимости и ни разу не сказала ничего вроде: «Я хотела бы выкурить сигарету». Она об этом даже не говорила. Было так, словно курение вообще не существовало в ее жизни. И она никогда не брала табак в рот.

Мне говорили, будто однажды Айн Рэнд сказала, что видит в вас собственную сестру.

Да, наверное, так. Я принесла особого рода жертву, о которой неоднократно сожалела; однако не могу знать, быть может, мне следовало быть там, чтобы попытаться сделать ее христианкой. Возможно, Бог отправил меня к ним именно для этой цели.

Есть ли у вас какие-то совместные фотографии с мисс Рэнд или Фрэнком О’Коннором?

O нет, мы никогда не снимались вместе. Она всегда говорила, что, постарев, ощущает себя нефотогеничной. А я сама никогда не снимала себя. У меня есть фотографии, оставшиеся от молодых времен, но за последние двадцать лет ничего нет.

Вы подружились и с мистером O’Коннором?

O да, мы были с ним добрыми друзьями.

И о чем же вы с ним говорили?

Он рассказывал о своей работе, о своих произведениях, о том, как они жили в Калифорнии, рассказывал о цветах… еще он любил кошек и интересовался всякими мелочами. Он мог создать целый разговор из любой повседневной мелочи. Никаких великих идей, никакой философии; обыкновенные житейские дела и вопросы. Я рассказывала ему о своей жизни в Южной Америке, a потом он целый час толковал о какой-нибудь мелкой подробности из моего собственного рассказа. Удивительный был человек. Очень терпеливый, все понимающий, достойный самых теплых слов… таким был Фрэнк O’Коннор.

А что ему нравилось в их калифорнийском ранчо?

Теперь мне трудно вспомнить какие-нибудь подробности. Это было давно, но он любил… он просто любил Калифорнию. Ему было там легко и свободно; он тесно соприкасался с природой и жил, так сказать, на вольном воздухе. Он часто рассказывал об их калифорнийском доме, о своих тогдашних занятиях, о своем саде и деревьях и так далее. Так что не думаю, что ему было хорошо в нью-йоркской квартире, но то, что было нужно ей, было нужно и ему.