Хроники Червонной Руси - Олег Игоревич Яковлев

за нами с Васильком. И уговоримся, чтоб на Буконину твои бароны более не зарились. Хватит тебе, чай, и Хорватии. Получил выход к Ядранскому морю, протянул руку норманнам в Сицилии, окоротил Венецию, строишь корабли для торговых и военных нужд — что тебе ещё? Твои отец и дед о таком, верно, и не мечтали. Подготовим грамоты, скрепим их печатями. Надеюсь, княжеские и королевские слова будут на сей раз тверды, равно как и данные на кресте клятвы.

— Наш договор мы скрепим обручением наших детей, — добавил Коломан.

Закончив трапезу и допив ол, оба они враз, не сговариваясь, встали и протянули друг другу руки. Сжимая в своей деснице сухую жёлтую ладонь короля угров, Володарь искренне надеялся возродить былую дружбу.

После они оба покинули шатёр и почти до рассвета сидели у костра, взирая на ясное августовское небо. По-прежнему дул, раздувая огонь, спускавшийся с Карпат ветер, несущий с собой горную прохладу и запахи леса и трав.

— Скоро нам обоим стукнет пятьдесят лет, — задумчиво промолвил Володарь. — И верится, и не верится, что пролетела бурная молодость! Вот так же сиживали мы когда-то детьми в пуште, помнишь? И ветер тоже бил в лицо.

— Только не этот, горный и холодный, — улыбнулся Коломан. — А с пылью и песком.

— И как мы за лошадьми учились ухаживать.

— А моя матушка бранилась, что мы явились во дворец оба такие грязные, словно не княжеские дети, а простолюдины.

На востоке за густым буково-грабовым массивом полыхнула розовая полоска зари. Небо светлело, гасли последние звёзды. В свои права вступал новый день.

В лагере многие руссы и угры ходили чуть ли не в обнимку, празднуя заключение мира.

ГЛАВА 106

Свинограде состоялось пышное торжество. В главном городском соборе тринадцатилетнего Владимирку обручили с великовозрастной дочерью Коломана. Высокая темноволосая девушка горделиво тянула вверх голову и с некоторой насмешкой посматривала на приземистого мальца, который был ниже ростом её почти на голову. Впрочем, София-Мартина была хорошо воспитана и насмешку умело скрыла, поджав губки.

После был роскошный пир. Хромец Коломан расположился рядом с дочерью и малолетним зятем и, быстро перебрав сладкого хиосского вина, принялся поучать Владимирку:

— Будешь князем, свою родню не забывай. Если что, поможем. Это непременно. Кирие элейсон! Одна у меня дочь... Я и баронам своим скажу, и епископу... Чтобы тебя всегда принимал и тебе помогал... Мало ли, враги какие... Враги у тебя будут... Ибо волости у вашего отца богатые...

Слова угорского владетеля о врагах юный паробок запомнил крепко. Смотрел прямо перед собой, видел дядю-слепца, его строгую седовласую супругу, Анну Вышатичну, двоих их взрослых сыновей, Игоря и Григория, косил взором на нарядный зелёный кафтанчик младшего брата Ростислава, и думал, озираясь по сторонам, словно боясь, что кто-нибудь подслушает его мысли: « Не на них ли намекает король угров? Вот ить они, вороги будущие. Покуда отец жив, тихо сидят, а потом, после?»

С сынами Васильковыми как-то не сложилось у Владимирки. Старший, Игорь, правда, приглашал намедни на охоту. Сидел Игорь в Галиче, небольшом городке на берегу Днестра. Бывал Владимирко с отцом там как-то, красивые окрест Галича места, угодья лесные зверем и птицей богаты, и городок красивый, хоть и невеликий. Игорю уже двадцать лет, у него жена, боярская дочь, чада есть. Что ж, может, и съездит он, Владимирко, в Галич, поглядит лишний раз, как двухродный братец там устроился. А потом... Правильно говорит король Коломан...

Огляделся тринадцатилетний княжич по сторонам. Царило вокруг веселье, в пляс ударились скоморохи, многие угорцы из свиты королевны перепились и едва держались на ногах. Впрочем, местные боярские сынки мало в чём им уступали.

Подошёл к Владимирке, подкрался осторожно, стараясь остаться в тени, Иванко Халдеич. После той давней уже ссоры стал он княжичу самым близким другом. Нынче, в нарядной свитке с узорочьем на рукавах и вороте, прислуживает сын Халдея княжичу и его невесте за столом, подносит кушанья. Большая честь для сына хазарина!

Кружатся, мелькают в круговороте перед Владимиркой лица, одежды, яства. Вот старый воевода Верен в окружении многочисленных сыновей. Двое молодших — ровесники Владимирки, вместе давеча мячом кожаным баловались во дворе. Вот Фёдор Радко, проведчик, пришёл с молодой женой-киянкой, вот поседевший на княжеской службе Биндюк — человек верный.

проверенный. Такой не подведёт, всякое поручение толково выполнит. Пригодится, надеялся Владимирко, ему ещё не раз его преданность.

Много гостей собрал свиноградский терем. Нет только бабки Ланки. Заявила сыну и внуку решительно семидисятилетняя старушка, гордо выпрямившись в струнку: «Ворога сего, Коломанишку, зреть очи мои не желают! Равно яко и дщерь еговую! И тебе, сын, брататься с им не советую! Не тех друзей себе и чадам своим выбираешь!»

Простить не может Ланка, как грубо обошёлся с ней король угров перед битвой на Вагре...

Пиршество меж тем продолжается. Уже и есть не хочется вовсе, и устал княжич, но надо... Ради гостей, ради дружбы с будущим тестем... Что ж поделать.

Вздохнул княжич, глянул на разряжённую в шёлк королевну Софию-Мартину. Дочь Коломана улыбнулась ему и внезапно рассмеялась звонко, стыдливо прикрывая широким рукавом платья уста.

Пир закончится далеко за полночь, гости разойдутся, Владимирко и София заснут каждый в своём покое (обручение ведь — ещё не свадьба, которой предстоит быть через года два-три, когда жених подрастёт), и только Володарь с княгиней Анной не смогут успокоиться до утра.

— Зверёныша вскормили мы с тобой, князь! — сердцем чуя недоброе, жаловалась Володарю супруга на Владимирку. — Не ведаю, что и деять! Намедни у Ростислава свисток отобрал — мой, мол, мне когда-то дарили. Я ему: большой ты еси, уступи младшему братику. Дак разозлился, ногой свисток сломал и выбросил. Выпорола его розгами, да вижу, толку от сего мало. Ты бы с ним потолковал, вразумил. Отец ить!

— Я уж сколько с ним бесед имел! Вроде послушен, даже, скажу, умён не по годам. Но верно ты говоришь: доброты в душе у него нет, — согласился с женой Володарь.

— И как быть?