Охота на ясновидца - Анатолий Королев

Бог спасет мою девочку!

И она пригвоздит тебя осиновым колом в задницу, Гай.

А тебя бросит в клетку к бешеным псам, которые разорвут тебя на куски, Роз.

Оглядываясь на свою жизнь из этой клетки, я понимаю, что вполне заслужил свою участь. Я не держу зла на судьбу, я получил сполна за все свои преступления против совести. Тень Розали терзает меня каждую ночь. Я мечтаю сойти с ума, чтобы забыть о маленьком гадком лягушонке, который всю свою жизнь мечтал вырасти и стать большой жабой… Ква, ква! (Рука безумца устало добежала до точки, остановилась на миг и продолжила). Здравствуй моя дорогая девочка, здравствуй, Лизок! Я не знаю увидимся ли мы когда-нибудь. Боюсь, что нет. Ведь я все проиграл и посажен в клетку на цепь, слово опасный зверь…"

Через минуту я убедилась, что он, словно в слово, повторяет начало послания! Мысль бродит по кругу… его погасший разум подчиняется моторной памяти рук!

Я отняла карту. Он сразу выпрямился, блуждающий взгляд устремился в неведомую даль. Он слегка щурился, словно от солнца, наверное он видел катер, на котором меня увозили к линии горизонта. Боже, папочка, что с тобой сделали? Тебя превратили в бессловесное существо, лишили разума, памяти, заточили в клетку, но одного не сумели заставить — разлюбить меня. Сколько лет ты пишешь это бесконечное письмо! Не замечая ни конца, ни начала!

— Папа, папочка! Я все прочитала!

Внезапно его глаза остановились. Он даже слегка наклонил голову, словно прислушиваясь к далекому звуку. Он даже чуть скосил взгляд в мою сторону, словно заметил чье-то присутствие: «Папочка! Это я — твой любимый Лизок!» Звук моего голоса, казалось, просверлил его панцирь и коснулся души. Смутная тень прозрения озарила черты лица. Кожа потянулась к солнечному зайчику на щеке. Глаза наполнились слезами… думалось, он вот-вот вскрикнет — напрасно! — зрачки снова стали подергиваться, взгляд затянула слюнная пленка, взор потух, зайчик перестал слепить, губы сомкнулись, рука затряслась.

Лягушонок! Я прощаю тебя!

Я поклялась вылечить отца, ухлопать — если надо — на его здоровье все свои миллионы, а пока нужно вытащить его из клетки под чистое звездное.небо, подальше от кондиционера — поближе к свежему воздуху.

«Ты сошел с ума на берегу моря, папочка, оно же тебя и вылечит».

Укутав голое тело в одеяло, я выкатила инвалидную коляску с родным безумцем из дома, водрузила его на электрокар и, поколдовав над ручками управления, завела машину и повезла его тихонечко по асфальтовой ленте вглубь поместья.

Я не рискнула оставить отца в домике. Думаю, что мачеха тоже раскрыла тайну подергивания его рук, иначе б бумага в домашней тюряге была. Но зачем она сохраняет столько лет жизнь измученного мужа? Даже в таком виде безумец остается опасным свидетелем. Единственное объяснение — извращенная психика гермафродита: наслаждаться видом живого трупа. Ну, сукин сын, ты у меня сейчас запоешь!

Внешне все было спокойно. Даже грозовая туча медлила напасть на остров и продолжала чернеть в светлом небе белой ночи угольной глыбой. Иногда доносился слабый рык грома, и брюхо небесной скалы озарялось зарницами. Дом пылал прежним накалом света. Купы деревьев на электрическом фоне казались трупными пятнами. Ау, говнюки, встречайте большой фиг!

Я оставила отца в деревянном павильончике, где хранился садовый инвентарь — надеюсь, никто не заглянет сюда в грозовую ночь; поцеловала небритую щеку; он спал, измотанный написанием письма; веки не доставали друг друга, и, казалось, безумец подсматривает за мной, увы, он не подсматривал… во сне лицо отца казалось вполне нормальным, и я несколько долгих минут рассматривала постаревшие черты. Я хотела напиться жалостью, чтобы огненный ручей бензина не затопил никакой дождь.

Мое сердце совершенно опустело от человеческих чувств.

Я была полна невероятной решимости и верила в свою звезду. Вон она сияет ярким алмазом над кромкой тучи. Я спустилась на электрокаре к особняку, окна полны света, подойти незамеченной совершенно нельзя, но когда я остановила машину, в тот самый миг, когда шагнула на землю, началась гроза. Это была самая короткая гроза в моей жизни. Она длилась от силы десять секунд. Ее сила равнялась всего одной молнии. Но какой! Между облаком и землей в сухом ночном воздухе вдруг пролегла огненная лощина ярчайшего света. Стало светло словно днем. Но вспышка была столь ослепительной, что в один миг выжгла все цвета и краски, кроме двух — черной и белой. И вдруг все погасло. Словно глаза стали слепыми. Над самой головой раздался всесокрушающий треск. И от раскатов грома всколыхнулась листва. В глазах почернело. Я не сразу поняла, что это погас свет в особняке мачехи.

Молния в два счета вырубила все электричество. Браво, небо! Мы с тобой заодно. В диком восторге я забила в ладоши: бис! Затем размотала чалму и, вложив камень в пращу, метнула в одно из огромных окон на втором этаже — исполинское стекло рухнуло вниз водопадом осколков. Словно пролилась с поднебесья колонна дождя.

По коже, листве и земле ударили первые крупные пятна воды.

Я обошла вокруг дома и зашла с тыла, где увидела среди цветов и фонтанов вольеры. А когда подошла ближе, разглядела в клетках уродливую обезьяну, уродливую птицу и потрясающую пантеру. Сначала показалось, что в углу клетки брошена чья-то шкура, вроде тех, что вешают на стену охотники. Но внезапно шкура открыла огромные круглые глаза исполинской кошки. Желтые шары, чтобы увидеть меня! И легко вскочила на все четыре лапы, обретая объем. Черная пантера! Зверь зарычал, обнажая дьявольские клыки. Я тоже зарычала в ответ и, вцепившись в стальную сетку, которая отделяла от клетки, затрясла ее с нечеловеческой силой. Я вела себя, как одержимая — я не боюсь тебя, тварь, сегодня мне подчиняются молнии.

Пантера метнулась к решетке и, просунув далеко вперед лапу, как можно дальше — ах, вот зачем тут натянута сетка — попыталась достать мою голову, выпустив веером острые когти.

Только тут я опомнилась и отошла прочь и скорее с досады, чем с умыслом, открыла клетку уродины. Это был павиан. Сначала стук железа напугал обезьяну и он взлетел под потолок вольера, но когда человек отошел на порядочное расстояние, павиан выскочил с диким хохотом на свободу и умчался в темноту.

Оплеухи воды продолжали шлепать по коже, листве и земле, но все реже и мимо. Черная туча гнева была суха.

Я поднялась к парадной двери спокойно, открыто стуча сандалиями — моя уверенность в собственной неуязвимости в тот роковой момент достигла какой-то истеричной кульминации. Я определенно в ту ночь сошла с ума.

Забегая вперед скажу — охраняли дом семеро человек. Семь молодых сильных атлетов, вооруженных пистолетами с глушителями — чтобы не разбудить округу ружейной пальбой — один предпочел вместо пистолета бейсбольную биту. Они совершенно не понимали серьезности положения. Мачеха не могла им объяснить, кто я и почему так опасна. Охранники вовсе не входили в число доверенных лиц, им просто платили деньги и требовали обеспечить безопасность хозяйки. О том, что нужно меня уничтожить прямо сказано не было. Подумаешь, какая-то обкуренная девица пытается проникнуть в частное владение! Выйти и напинать — вот и все дела! Чтобы такого не случилось, было сказано, что я сумасшедшая и вооружена. А команда была дана на безусловный отпор тому, кто вторгается в дом, кем бы он ни был — зверем, монстром или молодой девушкой в экзотическом наряде амазонки. И в случае применения ею оружия — отвечать беспощадным огнем.