Покуда я тебя не обрету - Джон Ирвинг

– Боже мой, Джек… – снова начала Мими Ледерер, но остановилась. Тут Джек заметил, что она одевается.

– Если ты не любил Эмму, значит, ты никогда никого не любил, – продолжила она. – Она же самый близкий тебе человек, Джек. Ты вообще способен любить? Если ты не любил ее, наверное, нет.

Больше Джек не видел Мими Ледерер, а ведь она ему нравилась, очень нравилась. Но после того утра в «Марке» он навсегда перестал нравиться ей; когда она уходила, она сказала ему, что понять не может, кто он такой. Но это ерунда – куда хуже, что Джек сам не мог этого понять.

На сцене, на площадке он мог быть кем угодно. На экране весь мир видел, как рыдает Джек Бернс, одетый что женщиной, что мужчиной. Сколько раз у него стекал с лица грим – ради фильма он мог сделать что хочешь! Но он не мог рыдать по Эмме; он не пролил в «Марке» ни единой слезы.

Когда он уезжал в аэропорт, еще не было двенадцати. Дежурного портье Джек раньше не видел – видимо, именно этот молодой человек и соединил его с матерью. Разумеется, портье знал, что перед ним настоящий Джек Бернс, это знал весь отель. Но когда Джек выходил в дверь, он крикнул ему вслед, совершенно искренним голосом, какой бывает только у очень молодых людей, когда они хотят сделать вам приятное:

– Удачи, мистер Радужный!

Как выяснилось, Джек неправильно воображал себе Эммину смерть. Он думал, это был инфаркт со всем, что ему предшествует, – обильное потоотделение, одышка, головокружение, боли в груди. Эмма же умерла от фибрилляции, вызванной так называемым «синдромом удлиненного интервала QT» – наследственным заболеванием неясного происхождения, влияющим на функционирование ионных каналов в сердце. Так объяснил Джеку ее лечащий врач. Ее сердце внезапно перестало подавать кровь, Эмма умерла мгновенно, даже не успев почувствовать себя плохо.

При этой болезни самый частый первичный симптом – внезапная смерть. Если делать обычную ЭКГ, то у шестидесяти процентов пациентов будут обнаружены аномалии в сердечном ритме, что может теоретически вызвать у врача подозрения. Но у других сорока процентов ничего не будет выявлено, если не сделать ЭКГ с нагрузкой. Врач Эммы сказал Джеку, что она никогда не делала ЭКГ вообще.

Он сказал еще, что смерть мог вызвать, например, громкий звук, сильное волнение, физические нагрузки или просто дисбаланс в электрической системе сердца – что, в свою очередь, может вызываться употреблением алкоголя или сексом.

Мальчик из танцзала, имя которого полиция так и не раскрыла, рассказал, что Эмма вдруг упала на него; сначала он подумал, что ей просто так нравится заниматься любовью, ведь он ничего про это не знал – она была его первой женщиной. Он все сделал так, как сказала Эмма, не двигался (наверное, ему просто было страшно). Выбравшись из-под Эммы, он сразу вызвал полицию.

Болезнь, как было сказано, наследственная, поэтому в итоге обследовали всех живых членов ее семьи – то есть Лесли Оустлер. У нее не нашли никаких следов. Ее бывший муж, Эммин отец, умер во сне за несколько лет до этого.

– Вот мудак недоделанный, – только и сказала Лесли.

Джек попал домой, совершенно не подготовленный к встрече с миссис Оустлер. В самолете он думал только об Эмме. И все размышлял, почему не испытывает никаких эмоций – если он правильно сформулировал проблему.

Лесли Оустлер накинулась на него, как пантера.

– Я знаю Лесли, – предупреждала Алиса, – у нее обязательно в итоге будет срыв.

Но ни о какой скорби и речи не было – одна сплошная ярость.

Лесли встретила Джека в дверях.

– Где, блядь, Эммин роман, Джек? Я имею в виду последний.

– Я понятия не имею, Лесли.

– Так, а где твой роман? Или как называется то говно, что ты писал, – у тебя даже компьютера нет!

– Я не привык работать дома, – сказал Джек. В общем, не солгал, ведь о том, писал ли он вообще, его никто не спрашивал.

– У тебя даже пишущей машинки нет! – кричала мисс Оустлер. – Ты что, пишешь от руки?

– Именно так. Я обожаю писать от руки, Лесли.

Это тоже в целом нельзя назвать ложью – если Джек что и писал (списки покупок в магазине, заметки к сценариям, автографы), то делал это без помощи технических приспособлений.

Миссис Оустлер прочесала Эммин компьютер сверху донизу. Она искала файлы от романа под всевозможными названиями – и не нашлось ни одного, в названии которого имелось бы «роман», «третий», «рабочая копия» и тому подобное.

Видимо, мальчик с танцев вел себя так искренне, что полиция даже не подумала оцеплять дом Эммы и объявлять его местом преступления. К тому же Эмма была известной писательницей – мальчик, правда, об этом не подозревал, поэтому и полиция, и Эммин врач сделали свое дело быстро, аккуратно и без шума.

Миссис Оустлер, напротив, перевернула дом вверх дном. Неизвестно, что Эмма уронила или разбила, падая на несчастного молокососа, – но это было ничто по сравнению с разгромом, устроенным ее мамой. Казалось, тут не искали бумаги, а пытались совершить ограбление, хорошо накачавшись перед этим наркотой; повсюду валялись вырванные из комодов ящики, вываленная из них одежда, вещи и т. д. Лесли нашла в спальне у Эммы трусы Джека, в спальне Джека – трусики Эммы, а под его кроватью – ее лифчики. Обнаружила, конечно, и чемодан с порнографией.

– Вы что, смотрели это вместе?

– Иногда, это для романа.

– Чушь собачья!

– Лесли, нам надо выйти на свежий воздух – давай сходим куда-нибудь.

– Вы трахались друг с другом?

– Нет, никогда, ни разу.

– Почему? – спросила миссис Оустлер.

Джек не знал, как ответить на этот вопрос, и промолчал.

– Вы спали вместе, но не занимались этим, так, Джек?

Он кивнул.

– Как читательница сценариев и порноактер в этой Эмминой чернухе?

– Вроде того, – ответил он.

Джек не хотел говорить Лесли, что для Эммы он «слишком велик», она бы подумала, что они все-таки пробовали заняться любовью. Но Лесли сама догадалась, как Эмма при ее вагинизме искала обходные пути. Разумеется, поза «наездница», разумеется, мальчики помладше, которых она могла припугнуть и заставить делать все, как надо.

Джек, естественно, задавал про себя правильный вопрос – а отчего возникает вагинизм? Конечно, Эммин возник не на пустом месте – правда, она никогда бы ему об этом не рассказала. Ее изнасиловали то ли в девять, то ли в десять лет – постарался один из маминых любовников. Он, конечно, стал ее последним любовником. Эмма получила такую травму, что пропустила целый год в школе. Джеку сказали лишь, что у нее «были какие-то проблемы дома»; он решил, что дело было в разводе миссис Оустлер.

Услышав рассказ Лесли про ее последнего любовника, Джек понял, какой подлинный смысл скрывался в ее «саге о раздавленном ребенке»; возможно, это была первая попытка использовать собственные раны как материал для творчества.